Вот почему мы живем на этой полянке; она до сих пор считается самодивской обителью, и благодаря этому нас здесь никто не тревожит… К нам не смеют подойти даже самые свирепые янычары и кирджалии.
— Ага! — воскликнул Влади. — Теперь я понимаю, отчего мои товарищи боятся подходить к нашему жилью. Суеверы! Они думают, что я живу среди колдунов!.. Но где же дядя Иван?
— Он умер, но не своей смертью.
— Отчего же он умер?
— Однажды он ушел с раннего утра и только под вечер вернулся весь израненный, в крови… Одна рука у него был отрублена, а в другой он нес… знаешь ли кого, Влади? Твою мать, тоже израненную и окровавленную…
— Матушку? — в ужасе крикнул Влади.
— Твой дядя, — продолжал Петр, — скончался через пять минут, а твоя мать жила еще около часа; но я не мог ничего узнать от нее — она не произнесла ни слова…
— Как это ужасно, отец! — простонал Влади, сжимая голову руками. — Наш род, вся наша семья, кроме дяди Вылко, все терпят такие страшные несчастья…
— Может быть, и дядя твой Вылко страдает, Влади. Мнится мне, что и он попал в страшную беду…
— Отчего же он не придет к нам? Почему мы не спешим к нему на помощь?
— Видно, он решил, что нас нет в живых, как и мы не знаем, жив ли он…
Петр не договорил и дал волю горьким слезам.
III. Жизнь вместо смерти
Долго Петр и Влади неутешно оплакивали страшное свое горе, как вдруг у ворот послышался тихий стук. Петр в испуге поднялся со своего места, снял со стены черные маски, надел одну на себя и, подавая другую Влади, сказал:
— Скорей!.. Случилось что-то небывалое!..
Он вынул из сундука две длинные одежды, одну дал Влади, в другую облачился сам и, вручая сыну ружье, проговорил:
— Иди отвори ворота, и если там добрый человек — веди его сюда, если злой — не впускай!
Подойдя к воротам, Влади спросил грозным голосом:
— Кто дерзает беспокоить нас в тихий ночной час?
— Несчастный человек, — еле слышно ответил слабый голос.
За воротами стоял старик с бледным, исхудалым лицом, впалыми глазами и растрепанными волосами.
Увидев перед собой человека в столь странном облачении, он упал ниц и отчаянно закричал:
— Убей меня! Я пришел сюда за смертью!.. Пусть твоя сильная длань избавить меня от несчастий — нет у меня сил терпеть!
С великой жалостью смотрел Влади на несчастного старика, скрывая волнение под черной маской. Потом протянул руку пришельцу и, поднимая его с земли, сказал:
— Вижу, что ты несчастен, старик. Но не в моей воле помочь тебе — тут есть старшие, идем к ним!
— Неужели и здесь не найти мне смерти! — воскликнул старик. — Вечно ли она будет избегать меня? Вот уже час прошел, как я вступил в пределы самодивской обители, и до сих пор жив…
— Самодивы не всякого убивают, — притворным голосом сказал Влади, — они дают утешение несчастным!
— Не надо! Не надо мне утешения! — воскликнул старик. — Смерти прошу… только она утешит меня.
Жалость охватила Влади. Он взял старца за руку и повел к своему отцу.
Когда Влади с несчастным стариком вошли в дом, там никого не было. Но через несколько минут открылась небольшая дверца и показался Петр. Страшен был его вид; длинная кожаная одежда ниспадала до земли, грозная черная маска закрывала лицо, а на голове сверкал высокий медный колпак. Увидев такое чудовище, старик затрепетал, рухнул на колени и крикнул:
— Убей меня!
Но Петр оставил без внимания эти слова и заговорил кротким ласковым голосом:
— Ты не найдешь у нас смерти, старче, но получишь утешение. Поведай нам свои горести, и мы постараемся утешить тебя.
Несчастный старец недоверчиво покачал головой и со слезами произнес:
— Нет во мне надежды… Слишком велико мое горе… О, слишком велико… Самое младшее мое дитя сожгли у меня на глазах… а два мои сына в руках у злодеев-янычар. Эти разбойники грозятся сжечь их заживо, если я не принесу пятьдесят тысяч грошей выкупа… А у меня нет ни гроша… И несчастным детям моим…
Голос старца прервался, кровавыми слезами наполнились его очи.
— Успокойся, старец, — мягко проговорил Петр. — Откуда ты родом?
— Сейчас я живу в Преславе, а двадцать три года назад жил в Шумене со своими братьями, Иваном и Петром.
При этих словах Влади отступил назад и с пристальным вниманием стал разглядывать пришельца. А Петр чуть не закричал от радости, но сдержался и только спросил:
— Как твое имя?
— Вылко, — ответил старик.