СУМАСШЕДШИЙ. Ну да, да, вы правы! Как же однако хорошо придумано… Какой молодец!!!
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Спасибо, ваша честь.
СУМАСШЕДШИЙ. Разумеется, тогда уже никто ни в чем не может обвинить вас: скверный обман имел место, но его нельзя считать решающей причиной самоубийства.
ВТОРОЙ КОМИССАР. Совершенно верно. Вот почему мы ни в чем не виноваты.
СУМАСШЕДШИЙ. Молодцы! Непонятно только, почему бедняга стрелочник выбросился из окна. Но это не имеет значения, пока нам важно установить, что вы оказываетесь ни в чем не виновными.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Еще раз спасибо, синьор судья. Скажу откровенно, я опасался, что вы приехали к нам с предвзятым мнением…
СУМАСШЕДШИЙ. С предвзятым мнением?
ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, нам казалось, будто вы хотите обвинить нас во что бы то ни стало.
СУМАСШЕДШИЙ. Ну что вы… Скорее наоборот. Признаюсь, я довольно резко обошелся с вами, но только для того, чтобы спровоцировать вас, заставить привести такие доводы и доказательства, благодаря которым я смог бы как можно успешнее помочь вам выйти из этой истории победителями.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я глубоко тронут этим… Как прекрасно сознавать, что судебное ведомство — лучший друг полиции!!!
СУМАСШЕДШИЙ. Скажем точнее — помощник.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ и ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, скажем так.
СУМАСШЕДШИЙ. Но вы должны помочь мне довести дело до конца… и сделать вашу позицию неуязвимой.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Несомненно.
ВТОРОЙ КОМИССАР. С удовольствием.
СУМАСШЕДШИЙ. прежде всего нам надо неопровержимо доказать, что за эти четыре часа анархист совершенно успокоился, у него не осталось и следа от подавленности и отчаяния, от «психического надлома», как определил это судья, закрывший дело.
ВТОРОЙ КОМИССАР. В деле есть свидетельство агента и мое тоже, где отмечено, что анархист, выразив поначалу недовольство, потом пришел в себя…
СУМАСШЕДШИЙ. В протоколе допроса?
ВТОРОЙ КОМИССАР. И я думаю…
СУМАСШЕДШИЙ. Да, да, есть — во второй версии событий… вот нашел. (Читает). «Железнодорожник успокаивается и говорит, что у него с бывшим танцором не было дружеских отношений». Превосходно!
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Это значит, новость о том, что тот подкладывал взрывчатку, мало взволновала анархиста.
СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, стрелочник не очень-то уважал его ни как анархиста, ни как танцора.
ВТОРОЙ КОМИССАР. Возможно, он и анархистом-то его не считал.
СУМАСШЕДШИЙ. Я же говорю — он его презирал.
ВТОРОЙ КОМИССАР. Однажды, поссорившись, наш железнодорожник даже запустил в него солонкой.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. А ведь это плохая примета!
СУМАСШЕДШИЙ. И не будем забывать: стрелочник знал, что в римской секции анархистов имелось немало провокаторов и осведомителей полиции… Он ведь даже сказал танцору: «Полиция и фашисты используют вас для создания беспорядков… у вас там полно подкупленных провокаторов… которые тащат вас, куда им прикажут… А расплачиваться за все это придется вам, экстремистам…»
КОМИССАР. Может статься, из-за этого они и поссорились!
СУМАСШЕДШИЙ. Да, и еще потому, что танцор не стал его слушать. Может быть, наш железнодорожник начал подозревать, не провокатор ли он.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. О, вполне возможно.
СУМАСШЕДШИЙ. Итак, поскольку террористический акт в банке не имел к нему никакого отношения, отсюда вытекает неоспоримое доказательство: анархист был спокоен.
ВТОРОЙ КОМИССАР. И даже улыбался… помнится, я сам отметил это еще в первой версии.
СУМАСШЕДШИЙ. Да, но вот беда: к сожалению, в первой версии вы рассказываете о том, что «подавленный» и «безутешный» он закричал: «Это крах анархии!» Так-так-так… Почему это вам взбрело в голову выставлять его таким сентиментальным? Черт вас возьми!
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вы правы, синьор судья. Это придумал мой сотрудник. Я тогда еще упрекнул его: сценарии пусть пишут киношники, мы же с тобой полицейские…
СУМАСШЕДШИЙ. Послушайте меня, если мы хотим наконец что-то понять и найти убедительное решение, нужно все отбросить и начать сызнова.
ВТОРОЙ КОМИССАР. То есть предложить третью версию?
СУМАСШЕДШИЙ. Ну, что вы! Достаточно получше разработать те две, что у нас уже имеются.