— Проходите, — махнула она Губину рукой, указывая в сторону гостиной, — я вам минералки налью. Неужели вас выписали из больницы?
— Нет, боюсь, что меня еще хотели бы долго там держать. Исследовать, сопоставлять. То и дело находят в моей голове что-нибудь новенькое.
Анатолий Георгиевич расстегнул красную шубу, и под ней оказалась мятая больничная пижама, которую Аня уже видела. Мелкий невзрачный растительный узор застиранных серых тонов.
— Вы сбежали? — охнула Аня.
Губин кивнул. Он смотрел на Аню спокойным, немного ироничным, заговорщическим взглядом. От бывшего бравого фельдфебеля не осталось и следа. Ане понравилась эта перемена. Но больно было думать о ее причине — неизлечимой никакими лекарствами болезни.
— Я не мог получить мою одежду в гардеробе, — объяснил Губин. — Это самая гадкая особенность отечественных больниц — кастелянша имеет над тобой еще большую власть, чем главный врач.
— Где же вы раздобыли одежду Деда Мороза?
— Больничный персонал решил поразвлечься и заказал для себя одного такого на фирме «Заря», чтобы порадовать дежурных врачей и сестер. Я выследил его между этажами, придушил подушкой, снял одежду. В больницах между этажами по ночам выключают свет. И вот я здесь. — Губин развел руками немного удивленно, как будто сам не очень верил, что ему это удалось.
Аня рассмеялась, и Губин посмотрел ей в глаза. На лице его проскользнула хмурая ухмылка и исчезла, в глазах мелькнул давний Анин знакомый — тусклый глубокий огонь.
— Почему вы смеетесь? Вы не верите мне? — спросил охранник.
— Я нахожу это остроумным. Убить Деда Мороза — в этом есть некий черный юмор.
— А я не шучу, — вздохнул Губин, как вздыхает учитель над учеником, который никак не может усвоить элементарный материал.
«Все-таки странный он, этот Губин. Одинокий, несчастный человек».
Аня смотрела, как он пьет воду. Кадык быстро ходил по тонкой шее — Губин похудел еще больше, черты лица заострились, кожа туго обтягивала их.
Одежда болталась на охраннике как на вешалке, худые руки тонкими прутиками выглядывали из слишком просторных рукавов.
Левый глаз опух, и белок покрылся красными прожилками лопнувших сосудов.
Аня знала, что это означает, — еще одно точечное кровоизлияние. Приближение инсульта и смерти.
Не хватало, чтобы он умер прямо здесь, у нее в квартире, подумала Аня, но отогнала эту мысль. Сама впустила его, теперь заботься о госте.
— Дед Мороз, — произнес Губин замедленно, словно с трудом что-то извлекая из глубин памяти, — это кошмар моего детства. Когда мне было три года — родители были еще живы, — ко мне пришел страшный бородатый Дед, протянул свои толстые пальцы к моему лицу и дернул за нос. Мне было так больно и страшно, как больше никогда в жизни. Я плакал сутки напролет. Но больше я не боюсь Деда.
Он погладил воротник красной шубы, которая все еще была на нем, с видом охотника, который поглаживает шкуру своего трофея.
«А что, если он и вправду не шутит?» — мелькнула у Ани нелепая мысль, и она снова рассмеялась.
— Расскажите что-нибудь еще о себе, — попросила она. Ей было интересно, зайдет ли речь об астароле.
— Во время испытаний они называли его «А-4», а я называл «Большой А».
Аня не ожидала такого резкого перехода к волнующей ее теме.
— Я немного знаю об астароле.
— Еще бы, вам ведь довелось его попробовать.
— Вы шутите? — притворно удивилась Аня, а про себя подумала: «Что за чушь он несет?»
— Сегодня я не склонен шутить. Слишком большой день в моей жизни. Я бы не пришел, если бы вы не стали одной из нас. Нас осталось только двое.
Аня постаралась пропустить мимо ушей этот бред.
— Хотите есть? — спросила она. — В больнице, должно быть, ужасная еда.
— Не пытайтесь отвлечь меня, я должен рассказать вам все. После того как вы стали одной из нас, вы имеете право все знать.
— Расскажите, — согласилась Аня. — Кто были ваши родители? Если, конечно, воспоминания о родителях не причиняют вам боль.
Губин пропустил мимо ушей ее вопрос. Он был во власти своих мыслей и должен был рассказать все — но только не о своих родителях.
Предмет его рассказа стал для Ани полной неожиданностью.
«Сегодня, — подумала она, — у охранника вечер признаний. Не буду лишать его этой последней возможности».
— Сначала я просто боялся вас, — Губин, не смущаясь, смотрел на Аню, — вы могли меня уволить, как делали все остальные, могли накричать на меня или просто молча источать презрение. Мои учителя говорили мне — чтобы избавиться от страха, надо избавиться от источника страха. И я так и делал там, в Афганистане, — я убивал их сотнями, тысячами…