В воздухе дома содержался особый газ, который убивал в людях всякую сдержанность. Они танцевали и орали песни, ползали под столами, били посуду.
В четыре часа утра всегда можно было наблюдать каких-нибудь крупных руководителей, расставшихся с пиджаками и галстуками, которые отплясывают румбу под воровские романсы Димитриевича.
А наутро горько плакали с похмелья. Но приезжали сюда снова и снова.
Тридцать человек — это еще довольно скромное количество приглашенных и явившихся без приглашения для такого праздника, как Новый год.
Декольтированная дама, которая только что подходила к нему, вполне способна через полчаса уже забраться на стол и продемонстрировать стриптиз.
Дом снизу доверху заполнил звук курантов — кто-то из гостей до упора вывернул звук телевизора. А значит, наступил Новый год.
Но кажется, кроме Виктора, никто не обратил на это внимания — все были слишком увлечены проводами старого года. А некоторым он так полюбился, что они предпочли напиться мертвецки пьяными, чтобы остаться с ним хотя бы еще на одну ночь. Эти уже спали в глубоких креслах и на маленьких диванчиках, словно специально разбросанных там и сям по гостиной для такого случая.
Виктору стало скучно. Он знал заранее программу, словно сам сочинял ее сценарий.
Ему захотелось поздравить Аню.
Он поднялся на второй этаж и открыл дверь одной из спален — его встретила стеклянной улыбкой жена Гены, примерно восьмая по счету. Виктор давно уже перестал давать себе труд запоминать Гениных жен по именам. Достаточно того, что имена у всех разные.
Эта была брюнеткой примерно ста восьмидесяти сантиметров росту. На ней было узкое короткое платье, имитирующее агрессивную окраску ягуара. Она совсем не походила на елочку.
Однако, когда Гена, который стоял лицом к открытому окну, высовывался до половины наружу и кричал глухим и тоскливым голосом в темноту:
— Елочка, зажгись!
Она отвечала:
— Я здесь, милый.
Виктор не стал прерывать этой сцены и вышел.
В соседней спальне было пусто и имелся телефон на тумбочке. Хотя Виктора не удивило бы, если б под кроватью в пустой с виду спальне играла в прятки пара-другая пьяных гостей.
Виктор вошел, плотно притворил за собой дверь и набрал Анин номер.
Трубку никто не снимал.
Виктор взглянул на часы — половина первого. Она не может лечь спать так рано в новогоднюю ночь. Может быть, она вышла?
Виктор обругал себя за навязчивые мысли.
В комнату вместе с музыкой и шумом ворвалась компания из двух женщин и одного мужчины. Женщины душили мужчину галстуком, он кашлял от смеха и удовольствия, и вообще всем троим было очень весело.
Виктор спустился по ступенькам в гостиную.
Если он поторопится, вполне прилично будет выглядеть с букетом цветов и бутылкой шампанского на пороге Аниной квартиры. Новогодняя ночь — самое пристойное время для сюрпризов.
Ему так понравилась эта мысль, что он отмел все сомнения.
Но где он в полпервого ночи добудет цветов и шампанского?
Виктор набросил пальто и выскочил на улицу. Никто из гостей не обратил внимания на его уход. Быстро поймал такси и через пятнадцать минут вышел у станции метро рядом с Аниным домом.
Здесь работали магазинчики, чьи владельцы благоразумно рассчитывали на привычку соотечественников бегать в праздники за второй и за третьей.
И действительно — из соседних многоэтажек уже потянулись посланцы с выражением жажды на лицах и интереса к ассортименту.
В витрине одного из магазинчиков Виктор нашел, к своему удивлению, настоящий «Дом Периньон». Вместо цветов купил коробку конфет.
Его била какая-то лихорадка. Он быстрым шагом дошел до Аниного дома. Лифт не работал, нужно было подниматься пешком на восьмой этаж.
И тут Виктор вдруг передумал. Не то чтобы ему было трудно подняться так высоко. Он вдруг показался себе смешным.
Никто его не звал в квартиру на восьмом этаже. Может, там и нет никого. А он примчался как идиот — идиот с бутылкой и коробкой.
Виктор вышел из подъезда и посмотрел на окна. Как и во многих других, в гостиной на восьмом этаже горел яркий свет.
Виктор зашагал обратно в сторону шоссе. Выпьет шампанское у Гены и повеселится. Потанцует, например, с той пьяной дамой на столе.
Аня очнулась и увидела Губина. Его лицо было темным, взгляд блуждал. Он сидел в профиль к ней и теребил в руках один из ее чулков.
Это был чулок из комплекта «Cotton Club», который Аня решила подарить себе.
У нее появилось странное мгновенное ощущение — она не знала как, но только что она лишилась последней надежды на спасение. Словно нить, связывающая ее с нормальным, понятным, безопасным миром оборвалась.