– Я помню. А ты не хочешь никуда двигаться.
Я вызываю ее на спор со мной.
– Я никогда этого не говорила, но...
– И скоро у тебя будет масса возможностей прикоснуться ко мне.
– Но...
– Хватит спорить. Ты не изменишь ни то, как я занимаюсь с тобой любовью, ни скорость, с которой я это делаю.
Ее губы бунтующе надуты.
– Мы просто трахаемся.
– Продолжай твердить себе это.
Ее глаза расширяются.
– Если бы ты привел меня сюда на какое-нибудь романтическое воссоединение...
– Ты моя любовница. Ты подписала соответствующее соглашение. Я надеюсь, что ты выполнишь свою часть сделки.
– Выполню, как и ты, – возражает она, приподнимая бедра подо мной, скользя головкой моего члена по влажным складкам.
– Все, что тебе нужно сделать, это скользнуть в меня.
– Ты забыла ту часть, где есть «служить для моего удовольствия»? Это все, что я хочу, Эрин. - Я хватаю ее за подбородок. – Перестань пытаться контролировать это.
Она изо всех сил старается не испытывать ко мне никаких чувств, и я уверен, что так оно и будет. Я закончил говорить, поэтому наклоняюсь к ее губам и погружаюсь так глубоко, что у нее нет выбора, кроме как успокоиться и принять меня. Я остаюсь. Я поглаживаю. Я соблазняю. Мало-помалу напряжение начинает таять в теле Эрин. Ее дыхание смягчается, как и губы. Подо мной она снова выгибается, приглашает меня ближе, медленно приближаясь к капитуляции.
Но если я быстро не свалю удовольствие на Эрин, ее разум восторжествует над чувствами, и сопротивление начнется снова. Да, она боится. Я считаю это хорошим знаком. Если бы она ничего не чувствовала ко мне, она была бы счастлива пройти через все это. Женщина подо мной борется со своей реакцией, потому что я добираюсь до нее. Потому что она не уверена, что сможет удержаться от желания – или влюбиться – в меня в ответ.
На этот раз я не совершаю роковой ошибки и не начинаю говорить, целуя ее грудь. Вместо этого я обхватываю губами ее соблазнительные холмики и безжалостно посасываю вершинки, туда-сюда, давая ей наслаждение легким укусом моих зубов. Слишком рано начинать праздновать, когда она резко втягивает воздух и беспокойно ерзает. Я на пути к тому, чтобы сделать ее пластилином в моих руках, но мне еще предстоит разрушить ее защиту. Поэтому я снова сдвигаю груди, втягивая одну в рот, а другую яростно щипаю.
Сейчас она вздрагивает. Дыхание прерывается. У нее вырывается всхлип.
Я точно помню, что ей нравится, и с удовольствием это докажу.
Взад и вперед, я перекатываю вершинки во рту, наслаждаясь тем, как они твердеют и набухают. Я мог бы заниматься этим весь день – и в какой–то момент я это сделаю, – но я так давно не был внутри нее. Я отчаянно хочу снова начать претендовать на нее.
Когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на ее реакцию, то вижу, что ее соски уже не розово-коричневые, а сладко – красные. Я понятия не имею, сколько времени прошло, но в данный момент у Эрин нет больше дерзости, только прерывистое дыхание, когда она впивается пальцами в мои руки в безмолвной мольбе.
Я провожу большими пальцами по вздувшимся вершинкам.
– Еще?
Когда она поднимает веки, чтобы посмотреть на меня, ее глаза остекленевшие, возбужденные.
– Они болят.
– Я не об этом спрашивал. Хочешь еще, милая?
Сейчас, когда ее защита слабеет, я вижу, как она взвешивает, стоит ли ей рискнуть попросить о чем-то, что, как она знает, возбудит ее, или пойти по безопасному пути и настаивать, чтобы я просто погасил ее огонь.
– Я хочу, чтобы ты был внутри меня.
Она... все еще думает больше, чем должна.
– Да?
Я снова щиплю нежные комочки, а затем резко дергаю их.
Эрин вздрагивает и стонет, снова тянется ко мне.
Я снова прижимаю ее запястья к матрасу и опускаю голову, чтобы подышать на ее соски.
– Я думаю, ты хочешь еще. Я думаю, тебе это нужно.
В тот момент, когда я обмываю один, она напрягается, как будто готовится к этому ощущению. Я не потерплю этого, поэтому я с силой втягиваю набухшую плоть в рот, прежде чем медленно отпустить ее грудь, покусывая свой путь вниз по выступающему кончику. Она дергается и кричит, впиваясь ногтями в мои руки. Потому что она больше не может терпеть? Или потому, что она до смерти хочет, чтобы я продолжал?
Откинувшись назад, я изучаю ее разрумяненное лицо, прерывистое дыхание, рассеянный взгляд.
Секунды превращаются в минуты, пока я отмечаю каждую грань ее реакции. В этот момент она не отталкивает меня и не требует, чтобы я отпустил ее. Нет. Она выгибается подо мной в безмолвной мольбе.
– Мне это нужно, – наконец шепчет она. – Я так долго в этом нуждалась.
– Почему? – требую я, целуя ее чувствительные соски, приближаясь...но не касаясь их.
– Никто не знает мое тело, так как ты.
Триумф пронзает мою кровь.
– Никто и никогда не узнает, Эрин. Подумай об этом, пока я заставляю тебя чувствовать себя хорошо.
Я опускаюсь, чтобы подарить больше ощущений ее ноющим вершинкам. Лизание, покусывание, мгновение глубокого всасывания, за которым следует дразнящее прикосновение. Я наблюдаю за каждой ее реакцией, когда работаю над обеими ее грудями, наслаждаясь каждым изгибом, шипением и царапанием, которые она дает мне в ответ.
– Пожалуйста, – выдыхает Эрин. – Пожалуйста… Я умираю.
Наконец, она достигла того изысканного пика, когда возбуждение вот-вот превратится в боль. Именно здесь ее переполняет возбуждение. Теперь она даст мне все, что я захочу, особенно себя.
С улыбкой я встаю с матраса и нахожу презервативы в ее сумке, разрываю коробку и отрываю с ленты один фольговый квадратик. Я подхожу к ней и кладу презерватив ей на живот, затем со стоном провожу пальцами по ее киске.
– О, милая…
– Уэст!
Она извивается и поощряет, призывая меня заполнить бездну ее боли.
Я кладу пальцы на ее клитор и облизываю ее грудь.
– Скоро.
– Сейчас!
Не совсем. Я знаю, как далеко могу подтолкнуть ее. Я знаю, где инстинкт берет верх и потребность заглушает ее неуверенность.
– Еще немного. Я должен прикоснуться к тебе.
Когда я начинаю тереть ее самое чувствительное место, она визжит и дергается, подбрасывая ко мне свои бедра.
– Достаточно!
Я удерживаю ее.
– Достаточно будет, когда я скажу.
Ее всхлип звучит как протест, но я знаю, что Эрин любит, когда я пропускаю ее доводы в постели.
Я снова ласкаю ее, на этот раз медленными, мучительными кругами, которые, как я чертовски хорошо знаю, только оттачивают ее боль до агонии, которая приближает к эйфорическому пределу.
Эрин упирается пятками в матрас. Под моими пальцами чувствую, как ее клитор набухает и твердеет. Она задерживает дыхание, начинает дергаться.
– Уэст!
Ее пронзительный, почти бессвязный голос говорит мне, что она растворится, если я не позволю ей кончить.
Теперь она точно там, где я хочу ее видеть.
Я отрываю пальцы от ее плоти, хватаю презерватив, раздраженный тем, что мои собственные руки дрожат, затем разрываю упаковку. Слава богу, маленькое резиновое колечко быстро скатывается вниз по моему члену.
Моя великолепная бывшая все еще кричит в знак протеста, когда я толкаю ее на середину кровати, прыгаю между ее вытянутыми бедрами, а затем врываюсь в нее глубоко, наполняя одним захватывающим дыхание ударом.
Когда ее распухшая плоть смыкается вокруг меня, из моей груди вырывается стон. Я не был монахом со времен Эрин, но никто, как бы мне этого ни хотелось, не ощущался и вполовину так хорошо, как эта женщина.
– О, так чертовски хорошо, – шепчу я ей на ухо.
Она откидывает голову назад и кричит. Видеть ее, запястья скованы моей хваткой, бедра неподвижны, это зрелище, о котором я мечтал миллион раз за последние три года. Тот факт, что это реально, только увеличивает мое желание еще в тысячу раз.
– Быстрее…– требует она.
Я качаю головой.
– Ты не контролируешь ситуацию.
– Почему ты?
– Потому что я знаю, что мне нужно. Я знаю, что нужно тебе.
Чтобы доказать свою точку зрения, я перекатываюсь на спину, беря ее с собой, пока она не седлает мои бедра и, слава гравитации, не загоняет мой член глубже. Эрин задыхается от этой новой волны удовольствия, но я не даю ей времени привыкнуть. Я тут же притягиваю ее к своей груди, беру ее губы и поднимаюсь под ней быстрыми толчками, снова и снова ударяя в это идеальное место…
Она вырывается на свободу.
– Уэст!
Мозг Эрин мог сказать ей сопротивляться капитуляции, но ее тело не позволит этого. Она извивается, когда врезается в мою ожидающую эрекцию, встречая меня толчок за толчком, когда царапает простыни и кричит в сокрушительный кульминационный момент.
Это самый чертовски идеальный момент.