– Что ты делаешь?
Одной рукой он обхватывает мой затылок и поднимает меня достаточно, чтобы встретить вилку, ожидающую своего часа с восхитительным кусочком на ней. Я открываю рот и позволяю ему положить десерт на мой язык, потому что это похоже на эпическую сахарную смесь, которая никогда больше не пересечет мои губы. Один кусочек не может навредить сильно, верно?
– Я кормлю тебя, прежде чем начну есть с тебя.
Мои вкусовые рецепторы в экстазе. Пудинг тает на языке, растворяясь в облаке чистого восторга, увлажненного сливочным, богатым соусом, который впитывается в каждый кусочек и делает консистенцию чем-то похожей на небеса. Из меня вырывается стон, отнюдь не деликатный, как у леди. Это стон полного блаженства.
– Это удивительно!
– Рад слышать. Но я не собираюсь верить тебе на слово, Элла.
Эти слова могли бы быть немного зловещими, если бы он не разломил часть теплого десерта, расположенного между моей грудью, и не размазал его по моим соскам. Тепло поражает мою чувствительную плоть первым. Десерт липкий, и если бы вы спросили меня вчера, хочу ли я, чтобы Карсон Фрост намазывал черствый испеченный хлеб, смешанный с ликером, на мои сиськи, я бы рассмеялась, прежде чем ответить: «Черт возьми нет». Но в эти удивительные часы перед рассветом единственное, что кажется важным, – это то, как мы заставляем друг друга чувствовать. Если он хочет съесть мое тело, я больше, чем в игре. Я в восторге.
В глубине души я понимаю, что много отдаю ему, и что через две недели я соберусь и отправлюсь домой, и, вероятно, никогда больше не увижу этого человека. Но у нас еще семнадцать дней начиная с этого момента, и у меня есть подозрение, что нам предстоит познать намного больше удовольствия вместе. Когда это задание закончится, возможно, удовольствие, которое я чувствую от этой удивительной привязанности, уменьшится. В конце концов, каковы шансы, что парень, который нанял меня, чтобы бросить его, станет моей второй половинкой? И… Я признаю это, все, что происходит между нами сейчас, слишком хорошо, чтобы останавливаться.
Я выгнула спину и подняла к Карсону свою грудь.
– Не думаю, что ты должен поверить мне на слово. Зачем пропускать десерт, если уже столько натерпелся?
С рычанием, которое зажигает меня, Карсон набрасывается на меня, практически пожирая мою грудь. С низким стоном он тщательно облизывает ее с одной стороны, затем опускает губы на другую. Он несколько раз обводит мой сосок, медленно приближаясь к пику, не касаясь его. Хныканье вырывается из моего горла.
– Не терпится, сладкая?
– Да. Быстрее, Карсон, – в затуманенную часть моего мозга приходит мысль, что, несмотря на то что он любит играть со мной, он не собирается давать мне то, что я хочу просто потому, что я прошу об этом. Он заставит меня страдать, заставит меня ждать. Он заставит меня заслужить.
Я бы никогда не призналась в этом вслух, но я бы не хотела, чтобы было по–другому.
– Но у тебя есть другая грудь, покрытая хлебным пудингом которую я даже не трогал. Ты не можешь ждать, что я потороплюсь с этим. Десерт – это лучшая часть любой еды.
Карсон переключает внимание на мой другой холмик, покусывая чувствительный сосок, облизывая мою плоть, когда он усиливает боль. Я беспокойно извиваюсь, но он не сдается. Он ест свой десерт в неспешном наслаждении, которое разрушает мое самообладание. Я действительно не думала, что он сможет снова возбудить меня сегодня вечером. Я потеряла счет оргазмов, которые он мне уже подарил. Я была уверена, что полностью удовлетворена.
Я ошибалась.
Наконец, Карсон решает, что хочет следующую часть своего сексуального сахарного праздника, поэтому он наклоняется и проводит языком по одному соску, затем по другому, прежде чем всосать каждый глубоко, работая языком в неспешном, переменном ритме. Я задыхаюсь от ощущения его горячего рта, обволакивающего меня, и отчаянно хватаюсь за пряди его коротких волос, пытаясь удержаться на этом, казалось бы, бесконечном спуске в удовольствие. Удивительно, что он заставляет меня чувствовать. Я никогда не знала, что мои соски настолько чувствительны – до этого момента. Я никогда не думала, что слово секс-марафон хоть как-то относится ко мне. У меня плохое предчувствие, что Карсон навсегда изменил это – и меня.
Как только он вылизал все следы хлебного пудинга, за исключением одного последнего кусочка между моими грудями, Карсон начинает перемещаться по моему телу, передвигаясь губами вниз, пока не оказался между ногами.