Был суслик Сося. Была лиса. Их не стало.
Теперь нет Журки. Кто-то кинул в него камень. Просто так взял и кинул!
Юрок влетел в одни двери, распахнул другие…
Ребятишки стояли кружком, а посередине — воспитательница.
— Играете! — закричал Юрок. — Как вы можете!.. Почему вы его не заперли на ночь! Я же вам говорил!..
Воспитательница растерялась, глянула на ребят.
— Мальчик… Мальчик, успокойся… — Она подошла к Юрку, взяла его за плечи. — Пойдем отсюда, пойдем.
— Я же вам говорил!
— А Журка улетел! — торопливо перебила Юрка воспитательница. — Летели сегодня утром журавли, и он с ними улетел…
— Неправда! — Юрок вырвался. — Он не мог улететь, у него крыло перебито! Не мог он!.. Вы закрыть его забыли, я знаю! Я же вам говорил, а вы!..
— Мальчик! Как его… Юра! — прибежала вторая женщина, та, что приходила просить журавля. — Ты большой, пойдем… Мы доктора вызвали, и он вылечит Журку…
Она подталкивала Юрка в спину, и они оказались за дверью. Она еще говорила что-то о докторе, о Журке… А там, в комнате — Юрок слышал — дети загалдели:
— А что такое Юра говорил?..
— Разве Журка не улетел?..
Юрок брел по улице, размазывая по щекам слезы. Он их вытирал, а они текли и текли…
Он долго еще всхлипывал в сарае, забившись в угол и сидя на корточках. И все смотрел на Журкино гнездо.
А вечером, когда отец ушел встречать мать с работы, он снял со стены тяжелый карабин, положил его в мешок. Туда же сунул своего кота Барсика. Набил патронами карманы и пошел в детсад. Он уже не плакал.
Он привязал кота к скамейке у песочницы, бормоча:
— Потерпи, Барсик… Потерпи немного… — А сам лег в песочницу. Нацелил карабин на улицу. И стал ждать.
Он ждал того, кто придет и кинет камень.
Челябинск
Дмитрий ВЕРЕЩАГИН
ЛЮБИМАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА
Вот почему в классе, когда она, моя первая учительница, заходила, хорошо так пахло? Всегда, когда ни вспомнишь, аромат этот слышен. Даже слова пахнут хорошо — «первая учительница». А, например, «профессор» так не пахнет. «Академик» же — совсем никак. И я Додонова Витьку чуть не набил за это. Он сказал:
— У Екатерины Петровны одеколон пахнет так… хорошо.
Если бы он не сказал, не добавил слово «хорошо», я бы ему… Потому что откуда он знает все? Она, Екатерина Петровна, сама так хорошо пахнет, а не одеколон. И нечего тут спорить. У ней и платочки пахнут. Что же, она и их, что ли, одеколонит? Знахарь какой нашелся! Она однажды мне подала платочек и сказала:
— Выбей нос, пожалуйста, Мить.
Я взял его и понюхал — пахнет, как она. И положил его на парту. Екатерина Петровна глянула на меня и улыбнулась. Потом подошла ко мне, взяла платочек и, поймав им мой нос, скомандовала:
— Ну-ка! Ну, давай же, ну! Да ну же, Мить!
А я никак, никак вот не могу в ее платочек. А она не отдает мне нос. И когда уж задыхаться я стал весь, и я… ой, господи мой…
Екатерина Петровна. Первая она моя учительница…
— Ну же, Митя, — говорила, — ну что у тебя с ручкой? Ведь не мороз же в классе…
Это она так учила меня ручку держать. В сентябре месяце, когда с пальцами январь самый происходит у первоклассников. И эту она ручку мне в руку:
— Держи ручку. Да не эту ручку, а вот — разожми же ее! Вот какую ручку-то.
Жила она при школе. Вдвоем с Ниной Ивановной, которая учила Вольку нашего с Витькой Додоновым. Комната у них была, я вам не скажу сейчас, какая, потому что сразу вам все скажи, а я-то ведь не сразу увидел. Я прежде знаете сколько пережил, пока увидел! Я, чтобы глянуть, увидеть, готов был незнамо что отдать за это. Самокат свой на новых подшипниках отдал бы, только б поглядеть. Глазком одним хотя бы. И конечно, не так поглядеть, как я поглядел дважды.
Первый раз — когда старшеклассники отворили дверь и бросили туда, в комнату к ним, фуражку с меня. Я забежал, схватил ее и пулей выскочил обратно. А они — орлы какие! — заметили, видно, как мне туда хочется. Потому что они видели, как я часто крутился около учительской двери. Я даже котенка их гладил. Вернее, я его погладил, когда он собрался один раз мяукать, проситься. Я его погладил, а он побежал за мной и больше не стал проситься. Совсем еще он без понятия. Хуже, я думаю, Витьки Додонова, который не мог отнять от десяти три. Ему Нина Ивановна сказала:
— Ну, а от десяти грибов если три?
— Семь!
Сразу решил, когда с грибами. А без грибов — как котенок, без понятия. Но котенок хоть пахнет хорошо. Как Екатерина Петровна, между прочим. И вот, кстати сказать, что же, она и котенка одеколонила, что ли? Нет, это потому, что он жил в доме Екатерины Петровны. Я вот тоже, когда пас Жданку в пойме и все время там пропадал, мама мне говорила: