Вторую половину дня я безвылазно просидела в библиотеке, то и дело покрываясь мурашками. Меня не покидало ощущение, что кто-то наблюдал за нами из-за кустов орешника. Я была совершенно уверена, что там, на поляне, в этом безмятежном месте кто-то закопан. Ну, хорошо, первый прямоугольник вскопанной земли мог принадлежать останкам неизвестного героя из орехового шкафа, но второй?! Кто лежит в той могиле, которая уже просела, и заросла молодой травкой? Выяснить это можно только путем эксгумации. Бр-р-р!..
После ужина мы с Эммой Францевной раскладывали пасьянсы "Восемь мудрецов" и "Гарем". Я все время путала карты, и бабушка, в конце концов, рассердилась и отправила меня в светелку.
Два дня я не решалась удаляться от дома и категорически отказалась идти на рыбалку с Гошей. Я сидела в библиотеке, усердно делая вид, что перебираю книги. На третий день Гоша взмолился, что засиделся дома, и уговорил меня дойти хотя бы до флигеля.
Задняя дверь домика так и осталась открытой после осуществления операции по спасению Федора. По комнатам гулял легкий сквознячок, шевеля листья на полу.
Три комнаты и ванная с чугунной печкой были совершенно пусты, если не считать колченогого стула без сидения и ходиков с ржавыми гирямишишечками на стене. Солнечные лучи проникали через щели ставней и рисовали на ободранных обоях причудливые узоры.
Мои мысли свернули в сторону раненого филолога. Аркадий Борисович каждый день наведывался к больному и сообщал нам с Эммой Францевной о самочувствии ноги любителя матерных частушек. Дело пошло на поправку, доктор перестал делать кислое лицо и цокать языком. Бабушка решила выполнить долг гостеприимства и навестила Федора после ужина. Я не смогла найти правдоподобного предлога для отказа, и пришлось составить ей компанию.
Комната, в которую поместили раненого, была раза в три больше моей. Мебель карельской березы, богатые восточные ковры и китайские вазы тонкой росписи вызвали во мне нездоровую зависть. Сам пострадавший турист возлежал, укрытый пледом, на кровати с шелковым пологом. Его нога была забинтована профессионалом и покоилась на диванном валике с кистями. Федор выглядел похудевшим. Он зарос черной щетиной, которая контрастировала с его светлым ежиком на голове. При нашем появлении он попытался встать, но скривился и схватился рукой за филейную часть. Я злорадно усмехнулась, представляя, какую дозу антибиотиков вколол в него Аркадий Борисович. Эмма Францевна царственно махнула рукой, расположилась в кресле и поднесла к глазам неизменный лорнет. Я встала за ее спиной, как образцовая компаньонка.
- Голубчик, как же это Вас угораздило? - поинтересовалась она.
- Несчастный случай! - бодро отрапортовал он.
- А как Вы попали во флигель? - продолжала допытываться Эмма Францевна.
Я переминалась с ноги на ногу за ее спиной и корчила рожи Федору, намекая, что упоминать мое имя в связи с его приключениями, не следует.
Он понял мою мимику и скромно ответил:
- Я понимаю, это было некрасиво с моей стороны, забраться в чужую частную собственность, но у меня не было выхода. Не знаю, как заслужить Ваше прощение и отблагодарить за спасение моей жизни. Считайте меня своим должником по гроб жизни.
- Это Вы не меня благодарить должны, а Елизавету Петровну. Она нашла Вас и спасла... Позвольте узнать о цели Вашего визита в наши края.
Разговор протекал в изысканных манерах и напоминал вальсирование двух боксеров в начале спарринга. Эмма Францевна пыталась выведать какие-нибудь сведения о нашем госте, а тот вежливо уходил от ответов, и заговаривал ей зубы комплиментами. Я напряженно следила за их диалогом, все больше убеждаясь, что Федор появился здесь неспроста. В наше неспокойное время никакой филолог не пойдет в одиночку по глухим лесам в поисках сомнительного фольклора довоенного периода.
Так и не добившись вразумительных ответов на свои вопросы, Эмма Францевна элегантно завершила визит вежливости, пожелав больному скорейшего выздоровления.
Направляясь в малую гостиную, она задумчиво вертела в пальцах лорнет.
- Не спускай с него глаз, Лизонька, окружи его заботой и лаской. Выводи на прогулку и наблюдай... Ой, не прост наш Федор Федорович... Боже, как он похож на моего второго мужа! Помню, я увидела своего Франтишека первый раз таким же беспомощным и несчастным в польском госпитале... Какой же это был год? То ли девятьсот четырнадцатый, то ли девятьсот пятнадцатый... Ах, как я была хороша в платье сестры милосердия! Как сейчас помню: он лежал весь в бинтах, а в глазах горечь и надежда. О! Я влюбилась в него с первого взгляда. Он был так красив: русые волосы, карие глаза и темная бородка. Кажется, это называется "знак породы"... Ах, какой у нас был страстный роман! Господи, какие безумства он совершал ради меня! Шампанское лилось рекой, розовые лепестки устилали ложе любви, а ривера из черных бриллиантов украшала мою прическу... Через год его арестовали за изготовление фальшивых банковских билетов и, бедняга, сгинул где-то на каторге... Я спаслась только чудом...
Я старалась не показать своего изумления. Какая, однако, бурная биография, какая бесшабашная молодость была у моей двоюродной бабушки! Как ей везло на страстные романы с криминальной окраской! Дороги, которые мы выбираем!.. Видимо, ее девизом было: "Горя бояться, счастья не видать".
Имеющий глаза - да увидит, имеющий уши - да услышит, имеющий нос да учует. Вот руководство к действию настоящего следопыта. Выследить добычу, загнать ее в угол, насладиться торжеством своей силы, ловкости и отваги - и чувствуешь себя всесильным существом.
Жизнь - это охота. У каждого есть своя добыча, и у каждого есть свой охотник. Тут главное не увлечься погоней. Разгадать хитрый маневр, не дать заманить себя в ловушку, и не угодить в собственный капкан.
Порой случается, что охотник сам становится жертвой.
Глава 8
Выполняя новое поручение Эммы Францевны, я не спускала глаз с Федора. Аркадий Борисович разрешил пациенту ходить, и с помощью моего плеча и трости с набалдашником из моржового клыка, которую ему подарила бабушка, он уже резво скакал по всему дому.
- Лизавета, в какой комнате стоит телевизор, есть ли в доме телефон и что нового пишут в прессе? - спросил он меня первым делом и поверг в глубокую задумчивость.
- Телевизора в доме нет, сотовым телефоном пользуется только Эмма Францевна, а газеты мы не выписываем. Барыня говорит, что в прессе все ложь и заказная правда.
- Если нет телевизора, то зачем спутниковая антенна на крыше стоит?
- Спроси что-нибудь полегче, а?! - разозлилась я.
- С удовольствием. Кто приезжает по ночам на иномарках с погашенными фарами?
- Первый раз слышу... Ты все выдумываешь?
- Ага, - легко согласился он.
Федор побрился и перестал меня раздражать контрастной чернотой растительности на лице и светлого ежика на голове и смутным ощущением, что мы с ним когда-то встречались.
Чаще всего мы сидели в библиотеке или прогуливались вокруг дома и вели глубокомысленные разговоры на незначительные темы. Я пыталась выведать, часто ли он путешествует в поисках бытового фольклора, случалось ли ему бывать в бывших братских республиках, ну, скажем, в Татарстане, знаком ли с татаро-монгольским эпосом и что он думает о степной нечистой силе, в том числе и о Шайтане? Где находится Тмутаракань и что такое Тартарары?
Федор нес полную околесицу, выдумывая ненаучные гипотезы о Чингиcхане и его соплеменниках, утверждал, что татаро-монгольское иго было спровоцировано русичами. Он договорился до того, что заявил, будто Батый напал на Русь по договоренности с некоторыми из удельных князей, которые стремились его руками разделаться с конкурентами. Однако просчитались, хан оказался хитрее и поработил всех. И еще неизвестно, было ли иго тормозом в развитии Руси или благом: вон, сколько в русском языке заимствованных слов, а значит и предметов, идей, понятий.
Я чуть не побила его за такие крамольные слова. Остановила меня только мысль, что мне опять придется тащить его на себе с поля боя.
К сожалению, вынуждена признать, что в своем расследовании о связи Федора с Мустафой, я не продвинулась ни на шаг. Все мои ловкие подходы и наводящие вопросы тонули в его обтекаемых ответах. А, кроме того, у меня создалось впечатление, что и Федор пытается вытянуть из меня какие-то сведения. Он очень интересовался моей биографией, выспрашивал о том, как я попала в дом к Эмме Францевне, и каково работать компаньонкой. Я старалась многословно уходить от ответов на вопросы, ставить его в тупик противоречивыми сентенциями и морочить голову цитатами, почерпнутыми мной во время наведения порядка в библиотеке.