— Прошу вас, продолжайте.
Мягкий мужской голос, внезапно ворвавшийся в сознание, так сильно напугал Клэр, что она чуть не упала со своего стула. Резко вскочив на ноги, она покачнулась и снова упала обратно на пуфик. А потом подняла голову и взглянула на высокую фигуру, которая стояла у рояля.
— Господи, вы кто такой? — спросила она, прижав руку к груди в стремлении унять бешеный стук сердца. В комнате по-прежнему царил полумрак, а туман перед глазами мешал разглядеть незваного гостя. — Как вы вошли?
— Вы играете очень хорошо, — произнес он необычайно мягким, глубоким голосом, который не пугал, а лишь каким-то непостижимым образом успокаивал.
— Хорошо? — Клэр опустила раздосадованный взгляд на взбунтовавшиеся клавиши. — Эти паршивцы никак…
— Вы хорошо играли! — с мягкой убежденностью прервал ее мужчина.
Оторвав взгляд от рояля, Клэр попыталась разглядеть своего собеседника. Он был высоким, таким высоким, что она почувствовала себя невероятно крошечной рядом с ним. На нем была дорогая одежда: темно-зеленый сюртук и белоснежная рубашка. Это все, что она заметила на фигуре, полу скрытой за роялем. Одну руку он положил на приоткрытую крышку, другую прятал за спиной. Подняв голову выше, Клэр надеялась увидеть его лицо, но черты расплывались, как бы отчаянно она не старалась разглядеть его.
— Что вы делаете? — спросил озадаченно мужчина.
— Что?
— Почему щуритесь?
— Щурюсь? — Клэр только тогда поняла, что действительно щурится, выпрямилась на пуфике и покачала головой. — Я пытаюсь вас разг-ядеть…
Мужчина шагнул к ней.
— Вам нехорошо? Вы плохо видите?
Клэр внезапно к полному своему стыду очень громко икнула. Резко прижав ладонь к губам, она взглянула на расплывчатый образ мужчины и покачала головой.
— Плохо вижу?
Он вдруг замер, а потом медленно спросил:
— Вы выпили лишнего?
Клэр на этот раз почувствовала, как пристыжено краснеет.
— Мне… — У нее по-прежнему заплетался язык, но она попыталась заговорить вновь. — Мне сказали, что шампанское п-поможет от боли… в горле.
— Поможет? Что за чушь? Кто вам сказал эту глупость? Все знают, что от боли в горле помогает теплое молоко и мед.
Клэр медленно отстранила руку от лица.
— Я уже п-пила молоко. И м-мед ела, но сегодня здесь, к сожалению, не предлагают ни молока, ни меда… — Она вдруг хихикнула, представив, как бы гости отреагировали, получив подобные угощения. Но поняв, какую бестактность допустила, снова прижала руку к губам и виновато взглянула на мужчину. — Простите… Я… — У нее закружилась голова. Прикрыв глаза рукой, она сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки, и тише добавила: — Мне просто нужно было побыть одной и выпить воды… Скоро мне станет лучше.
— Вы уверены?
В голосе его было слышно такое неприкрытое беспокойство, что Клэр снова опустила руку и посмотрела на него. Но не смогла разглядеть лица. Кто был стоявший перед ней человек? И почему он так волновался за нее?
— Да… — Она изо всех сил пыталась разглядеть его. — Как вы здесь оказались?
— Вы снова щуритесь, — с какой-то пугающей нежностью проговорил он.
Клэр виновато покачала головой.
— Вы заметили.
Мужчина отнял руку от рояля.
— Заметил. Сложно этого не заметить, когда тебя пытаются разглядеть.
— Я пытаюсь вас увидеть. Разве это плохо? Просто это проклятое шампанское…
— Иногда может вскружить кому-то голову, — закончил он за нее.
— Никогда не любила его.
— Тогда зачем выпили?
— Мне сказали, что…
— Вам нужно меньше слушать других. Особенно тех, кто дает такие нелепые советы.
— Постараюсь запомнить. — Тяжело дыша, Клэр зажмурилась, силясь прогнать туман в голове, но у нее ничего не вышло, потому что образ мужчины был по-прежнему размытым. — И все же… вы не ответили… Ик… — Клэр в ужасе прижала руку к губам. — П-простите, — молвила она, проглотив ком в горле. — Не знаю, что со мной…
— Ничего страшного.
— Я…
— Что вы играли?
Вопрос мужчины так сильно потряс ее, что Клэр помимо воли неприлично вытаращила глаза.
— Вы… вы не знаете Бетховена?
Ей показалось просто немыслимым то, что кто-то может не знать Бетховена.
Мужчина продолжал с невозмутимым видом стоять рядом с роялем.
— Это ваш родственник?
— Мой… кто? — Она рассмеялась, но поспешно взяла себя в руки, поражаясь тому, о чем говорит этот человек. — Бетховен, он… он гений!
Она могла часами говорить о Бетховене и ни разу не запнуться.