«Если Клэр стоила того, чтобы жениться на ней, разве не стоит ради нее пройти еще один круг ада, только теперь в последний раз?»
Сердца, которое умирало от любви к ней. Он даже не представлял, что способен любить, любить так, пока не встретил Клэр.
— Я говорю не о том дне.
Его близость потрясала, но Клэр каким-то чудом не потеряла нить разговора.
— Что? Эрик, о чем ты говоришь?
Было такое ощущение, будто он знает то, чего не знает она. То, что могло навсегда перевернуть ее мир, который уже никогда не будет прежним.
— Я говорю о том дне, когда был музыкальный вечер в доме моей тети Девоны.
— Но тебя ведь там не было! — нахмурилась Клэр, совсем сбитая с толку.
Глядя в ее удивленные глаза, Эрик обнаружил, что вновь задыхается. От бесконечной, удушающей, почти оглушительной любви к ней. Он не знал точно, когда полюбил ее, но сейчас это уже было неважно, потому что он знал совершенно точно, что никогда не перестанет любить ее. Даже когда она уйдет.
«Я люблю твои брови, — палец сместился на ее носик. — Люблю твои волосы, твое дыхание. — Осторожно он коснулся ее верхней губы. — Люблю твою улыбку. Люблю твой голос. — Палец скользнул к подбородку, а потом прошелся по шее и коснулся одинокой жилки, которая пульсировала под бархатистой кожей. — Я люблю твою душу, и преклоняюсь перед твоим сердцем, которое было настолько великодушным, что позволило тебе остаться рядом со мной. Я никогда не забуду этого. Никогда не позволю, чтобы твое сердечко еще раз разбивали…»
— Я был там, был у тёти Девоны.
Его слова утонули в тишине гостиной. Клэр с прежним потрясением смотрела на него, невероятно остро чувствую прижатую к себе твердую грудь.
— Но ты ведь не любишь музыку. Ты не мог прийти туда.
Подняв руку от ее шеи, Эрик прижал ладонь к ее лицу, погладив большим пальцем ее щеку.
— Я действительно не любил музыку и собирался уходить. Меня не было в доме, я был в саду, но когда послышалась соната, мелодия, которую ты играла сейчас… — Он покачал головой, будто бы не веря, что это действительно произошло с ним на самом деле. — Я не смог уйти. Я стоял там под деревом как громом пораженный и слушал то, что никогда прежде не слышал. Я ненавидел музыку, но твоя игра так сильно захватила меня, что я пошел к дому. Я должен был увидеть того, кто играл на рояле так, что у меня сжималась душа.
Она выглядела сейчас почти такой же потрясенной, каким был в тот день сам Эрик, когда услышал льющуюся из гостиной мелодию.
— Боже! — выдохнула она изумленно. — Боже правый!
Она даже не думала, что когда-нибудь узнает правду о том, почему он не любит музыку, но теперь… теперь, когда знала о том, что с ним произошло. Оглушительная боль пронзила ей сердце, когда Клэр поняла, что в плену произошло что-то, вызвавшее в нем отвращение к музыке. Как и к прикосновениям людей. И всё же ее музыка, ее прикосновения были способны сделать с ним то, что не мог сделать никто.
— Что такое? — вдруг встревожился Эрик, наблюдая, как меняется выражение ее лица.
Боже праведный!
— Ты… ты действительно был там?
«И моя музыка действительно заставила сжиматься твоё сердце?»
— Да. Почему это так сильно потрясло тебя?
— Я… — Клэр не смогла договорить, потрясенная до глубины души. С трудом сдерживая слезы, которые душили ее. Вместо этого, к полному его изумлению, подняла руки от его груди и взяла его лицо в свои ладони. Она смотрела ему прямо в глаза, когда сделала свое собственное ошеломляющее признание. — В тот день, когда дядя Джордж попросил меня сыграть для него… Я не могла отделаться от чувства, будто кто-то наблюдает за мной. Боже мой, так это был ты!
Эрик не мог дышать, а Клэр… Она погладила его по голове, а потом сделала то, что чуть было не разбило ему сердце. Опустив правую руку, она коснулась его носа и погладила его так, будто собиралась исцелить его.
— Я никогда так остро не чувствовала на себе чужой взгляд. В той комнате были… В той комнате было много людей, но это определенно были не они. Я была уверена. — Она приблизила к нему свое лицо так, что он ощутил тепло ее дыхания. — Теперь я в этом уверена. Не знаю, как, но я всегда чувствую тебя до того, как ты появляешься.
Он потрясенно застыл, и внезапно Клэр поняла, что не может больше бороться с собой. Погладив его застывшее, изумленное лицо, она опустила руки на его плечи и неловко, но развязала уже почти развязанный шейный платок, который прятал от нее то, до чего ей нестерпимо хотелось добраться. Когда материя выскользнула из ее руки и упала на пол, взору ее предстал до боли знакомый, по прежнему остро выпирающий, волнующий кадык. И позабыв обо всем на свете, Клэр привстала на цыпочки, потянулась к нему и коснулась губами его шеи. К тому единственному, что не могла забыть.