И Клэр вдруг поняла, что возможно он касается ее в последний раз. Что бы не привело его к ней, возможно, она в последний раз чувствует его руки, его тепло, его дыхание на своей щеке перед тем, как добраться до Эдинбурга, который так стремительно приближался.
Он был так близко. Подумать только, он лег рядом с ней, положил ее ноги на противоположное сиденье и укрыл одеялом. Чтоб ей было удобно. Милый Эрик, он хотел позаботиться о ней даже, когда понял, что она этого совершенно не заслуживает.
Клэр не открыла глаза. Потому что наконец поняла, что он касается ее только потому, что считает, будто она спит и не видит этого! Не слышит его почти опустошенный голос. Голос, в котором слышались почти те же страдания, которые мучили и ее. Возможно ли такое? Ведь вчера, когда он ушел, она четко видела, как сильно он сожалел о случившемся. И все равно он был сейчас подле нее, а она слишком сильно хотела этого. Боже, он должен был понять, что произошедшее два дня назад — не ошибка. Ему не следовало просить прощения за это.
Это была последняя возможность коснуться его. Клэр не знала, когда они остановятся, и остановятся ли вообще. Вдруг она снова уснет, а проснется уже в Эдинбурге? Эта мысль напугала ее так, что Клэр на мгновение замерла. А потом снова ощутила на своей щеке ласковые поглаживания его пальцев. Он был так близко, что она до дрожи хорошо чувствовала его дыхание. Он был так близко, что, слегка подавшись вперед, она могла бы коснуться его. Поцеловать в последний раз.
И Клэр не выдержала. Потому что отчаянно верила в то, что найдет способ завоевать его сердце. Потому что сейчас он обнимал её так, будто продолжал нуждаться в ней.
Не думая ни секунды, Клэр подалась вперед, и ее губы тут же оказались прижаты к его губам. Что-то с невыносимой силой взорвалось в груди. Вздрогнув, Клэр всхлипнула и потянулась еще чуточку ближе к нему, когда почувствовала, как он застыл от неожиданности, а потом с ошеломляющей готовностью, накрыв ее щеку своей ладонью, поцеловал ее в ответ. Поцеловал с такой упоительной нежностью, что не осталось сомнений в том, что и он хотел этого. Хотел так же, как и в тот вечер, когда уложил ее на стол в гостиной Алекс.
Хотел так, что даже сейчас, медленно перевернув ее спиной на сиденье, прижался к ней своей тяжелой грудью и углубил поцелуй так, что Клэр стала задыхаться. Подняв руку, она положила ладонь на его щеку, мечтая вновь испытать те невыразимо сильные ощущения, которые он заставил ее ощутить два дня назад. Клэр с готовностью встретила напор его губ, желая подарить ему те упоительные ощущения, которые испытывала сама, чтобы заставить его позабыть все горести и страдания, которые ему некогда причинили.
— Клэр, — вымученно молвил Эрик. Он не собирался делать ничего подобного. Понимал, что не должен поступать так, пока она спит, но когда она прильнула к нему, когда он почувствовал вкус ее губ, вся его многодневная выдержка полетела ко всем чертям. Боже, что он делает! В прошлый раз чуть было не овладел ею на столе, а сейчас она спала! А он!.. — Мы не должны… — пробормотал он больше для себя, чтобы привести себя в чувство, но ее губы дурманили так, что он вновь накрыл их своими.
У него было такое ощущение, будто он уже никогда не сможет прийти в себя. После всего, что было, после тех сложных заключений, к которым ему удалось прийти с такой болезненной обреченностью, Эрик не имел права касаться ее. Он даже не должен был приходить сюда, к ней. Он хотел остановиться в какой-нибудь гостинице, чтобы переждать дождь. Клэр нужно было отдохнуть, но, открыв дверь кареты и увидев, что она спит, Эрик не посмел разбудить ее. И раз она спала, он мог незаметно продолжить путь в карете. Последняя возможность быть какое-то время рядом с ней.
Они были уже совсем недалеко от границы с Шотландией. Черт возьми, сознание этого факта так сильно мучило его, что он забрался в карету и продолжил путь, усевшись рядом с Клэр. Опустив голову к груди и кутаясь в теплую накидку, она съежилась так, будто мерзла. И выглядела при этом такой одинокой, такой хрупкой и беззащитной, что у него дрогнуло сердце. Целых два дня он запрещал себе видеться с ней. Два мучительных дня, которые отделяли его от нее. Она сидела так неуютно, что после пробуждения у нее будет болеть всё тело. А возможно, это был единственный повод, но Эрик придвинулся к ней и, осторожно взяв ее лицо в свои ладони, положил ее голову к себе на плечо.
Когда же она, не понимая, что делает, подалась вперед и коснулась его губ своими, Эрик ошеломленно застыл, а потом подтянулся к ней, потеряв голову от жгучей тоски по ней. Его оглушила ее безотчетная попытка снова коснуться его. Даже во сне. Его затопила такая безграничная нежность к ней, что он действительно не смог устоять. Тело тут же откликнулось на ее ласку, наполнившись мучительным напряжением. Он так отчаянно хотел ее, что это причиняло боль. Боль оттого, что она никогда не будет принадлежать ему.