Не знаю, может, это я сейчас, задним числом, хочу внушить себе, что тогда, в аэропорту, я надеялся, что меня задержат. Я боялся, страшно этого боялся, но все-таки что-то жгло: задержат, и тогда я снова у-ви-жу… Да нет, вру я. Просто после того, что было дальше, думаю: а быть может, следовало бы сдаться ментам. Конечно, я не дожил бы до суда. Да, наверно, никто из наших не дожил. Я боюсь поднимать материалы этого дела, хотя в Интернете наверняка можно нарыть. К тому же у меня здесь, в Париже, есть один знакомый, хакер, он смог бы влезть в портал Московской прокуратуры, наверняка смог бы, и тогда я получил бы все подробности. Нюансы. Нижнее белье и кровь.
Не нужно этого. Теперь осень тут, в Париже. Я хотел снова набрать номер, по которому мог спросить Катю Павлову, но раз за разом проклятая память возвращает: ты уже это делал. Через два дня после прилета в Париж я набрал московский номер, один из номеров нашего досугового центра. Женский голос промурлыкал привычное, я сказал, что мне нужна Катя Павлова, то есть Павловская — она по новым документам Павловская. Мне сказали, что она здесь больше не работает. Я спросил, где она работает, получил совершенно исчерпывающий ответ: не здесь, где — не знаю. Меня заколотило, я набрал воздуху в грудь и спросил: «Жива ли она?» — мне заложило уши тишиной, недоуменной, раздражением приправленной, а потом короткие гудки.
Я все понял. Для себя все понял. Если она и не умерла, то мне это совершенно все равно, то есть мне должно быть совершенно все равно. Не нужно. Париж — получи Париж, а Катя тебе, Роман, не слишком была нужна и в Саратове, и в Москве.
Страшный, жестокий ночной мир. Мир, зажатый, как больная сердечная мышца, каменными клетками домов. Но я никуда не могу от пего уйти. Мне придется остаться в нем до конца. Потому что, несмотря ни на что, я верю, что все будет хорошо. Можно возразить, что, мол, парень, какое там хорошо, ты же сутенер и убийца, ты бросил всех, кто в тебя хотя бы пытался верить. Можно и так сказать, наверно, сказавшие это еще и правы будут. Я начинаю сентиментальничать и кажусь себе фальшивым. Я спросил у одной французской проститутки, отчего она работает именно в эскорте, она, лучезарно улыбаясь, сказала, что ее по блату устроила в очень хорошую фирму мама. Вот так! Никаких метаний, никакого надрыва, «мама устроила» — просто и хорошо. Я пьян был, я попытался ей рассказать о себе, о Кате, о… а она засмеялась и сказала: «Вы, русские, очень чувствительные. Моя прабабушка, ей сейчас почти сто двадцать лет, говорит, что когда она обслуживала одного русского, он почему-то плакал, когда она в шутку затянула ему русский гимн. Бусский тот был с сумасшедшинкой. К тому же писатель. Фамилия у него такая смешная: Буу-нин».
Вот так Наверно, я вернусь домой, в Россию. Я получил свой вожделенный Париж по полной программе, а теперь раз за разом набираю русские телефоны, московские, питерские, саратовские, вызов уходит куда-то туда, теряется, чтобы возвратиться мелодичным женским голосом, говорящим по-русски: «Доброй ночи. Досуг…»
Я молчу и кладу трубку. Иногда я молчу так долго, что па том конце связи, так и не дождавшись ответа, бросают трубку, и звучат короткие гудки. Иногда я слушаю и их, и время от времени мне кажется, что не гудки это вовсе, а стучит далекое и любимое сердце.
Петербург, я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург, у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок.
Еще одно любимое Катино…
На этом текст Романа Светлова заканчивается. Вне всякого сомнения, не все тут заслуживает полного доверия. Автор текста, как это можно проследить по тем или иным нюансам, порой находится в неадекватном состоянии в момент набора того или иного куска своих воспоминаний. Кроме того, Роман Светлов и Катя Павлова в ряде моментов противоречат друг другу. Так, Катя пишет, что Хомяка убила она, а Роман утверждает, что ей это только показалось, а к гибели Хомяка она непричастна. Катя говорит, что Роман уже в досуговом центре Нины Ароновны начал набирать что-то на ноутбуке, Роман же говорит, что ноутбук появился у него только в Париже. И ряд других несоответствий, в дальнейшем перечислении их не вижу смысла. Кроме того, Роман Светлов кое-что явно преувеличил. Это касается, наверно, его армейских похождений, частично — эпизода с акулами и т. д.