Ну, расформировали. Я, правда, всем говорю, что по собственному желанию ушел. Оригиналом меня за это обзывают — это в глаза, а за глаза, я думаю — мудаком самое малое. А я вот не жалею. Я не люблю Москву. И Питер не люблю. С Саратовом мирюсь только потому, что тут родился. Я вообще не люблю, большие города. Как у медиков говорится — они мне противопоказаны. Я же сам практически из сельской местности. Как говорила дочь — совершенно несовременный человек
Сильно меня история с Катей зацепила. Так, что я перевелся на работу в полицию нравов. Такой порыв был. Честно говоря, сначала тяжело шло. Как-то раз попала к нам в контору девица.
— Ты, Аня, давно работаешь? — спрашиваю
— Да порядочно. Года два. А что?
Я выпалил быстро, как будто боялся чего:
— А ты не слыхала про такую: Катя Павлова?
Она сказала, что в Саратове несколько тысяч Кать, половина из них Павловы, и бог знает сколько из них проституток Тем более что она, Аня, не знает, к примеру, как фамилии ее сегодняшних напарниц, а уж вот так, навскидку… Понятно. И начал я буквально допрашивать, не знает ли она Геннадия Ген-чева, Ильнару Максимовну, не слыхала ли о таком — Роман Светлов? Она только головой качала отрицательно.
Меня сослуживцы спрашивали: что ты зациклился на своих Генычах, Катях и Романах Светловых? Видят, что у меня бзик в этой области. Помогли мне информацию пробить по делу. Потом пришла к нам какая-то модная гражданка с цифрой этак тридцать в графе «возраст». Гражданка оказалась женой владельца какого-то мебельного салона и выглядела расфуфыренно, со мной и с коллегами фамильярничала и вообще была немного свысока. Я спросил: а что, собственно?..
Расфуфыренная гражданка застрочила, как на пишущей машинке, глотая слова:
— А в-вы, дорогой мой, про Катю Павлову говорили с Аней, про Ромку Светлова, все такое. Ну как там Катя поживает? Вы же ее знакомый, из Москвы приехали, наверно, в Москве и познакомились, да? Вы давно ее в Москве?.. Замуж она не… Подурнела, похорошела?..
Я немного оторопел от такой прыти. Гражданка заявила еще, что Катя Павлова, должно быть, в Москве осела и назад не собирается, и это было единственным, на что я мог совершенно точно ответить: нет, не собирается. Не собиоается.
Оказалось, что эта дама, она назвалась Олесей, знает о многих из тех, о ком Катя в своем дневнике упоминала, и Светлов упоминал тоже. Генчев работает сторожем на стройке. Большего состояние здоровья не позволяет. Ильнара Максимовна владеет модельным агентством, процветает со всеми вытекающими.
Олеся таким образом еще долго щебетала, а потом свалила.
Я подумал, что эта несносная Олеся вполне могла быть той самой, которую Светлов упоминал в своих писаниях. Которая с ним на том посту ГАИ была, с этой историей про санитаров, и на «субботнике» у Хомяка. Пожалел было, что не спросил у самой Олеси, пока она тут была, а потом вспомнил ее щебет и — да ну ее! В смысле, какая теперь разница, та или не та, а вот она, Олеся, могла на этот вопрос так разбазариться, что край.
Документы с Катиным делом подняли. Сначала, собственно, никто из моих новых коллег по полиции нравов толком и не понимал, что я ее жалею. Да, застрелил. А шеф, майор Голубцов, сказал:
— У тебя, кажется, по этой Кате легкий бзик. Я даже немного ревную, хотя это и не мое дело. Только, насколько я понимаю, она уж больно мрачно смотрит на все. Она сейчас жива?
— Нет, — сказал я.
— Я почему-то так и подумал. Она по наркоте загонялась, да? Так не надо это. Сама накуролесила. Особенно эта жуткая история с ее родным братом меня убила. Но и хуже бывает.
— Бывает, — механически сказал я.
— Она, верно, слишком загонялась по жизни. Горе от ума. Бывает такое. Не знаю… а по мне, так если обо всем думать, так можно и с ума сойти. Я на своем веку всякое встречал.
И еще. У нас в каталоге одна девчонка есть, Лида зовут, имя такое старомодное, зато Лида — задорная. И вот с ней пять лет назад произошла жуткая история. История в принципе и сейчас продолжается, но только… по-другому, и свыклась она, Лида, что все вот так.
У Лиды, есть папа. Счастливый родитель, ничего не скажешь. Он до Лидкиного пятнадцатилетия вообще и не вспоминал, что у него дочь есть. Папу зовут Алексей Васильевич, сокращенно — АлеВас. Это так, за глаза. Так вот, пять лет назад Алексей Васи-льич очутился в больнице на обследовании, он думал, что у него киста. А оказалось, что у него вовсе не киста никакая, а злокачественная опухоль. Причем злокачественнее некуда, врач сказал Алексею Васильевичу, что у него есть два варианта: бесплатный и платный. Бесплатный — это когда Алексей Васильевич продолжает вести прежний образ жизни. Лежит на диване, прикладывается к бутылочке, живет на непостоянный, случайный заработок. Такой образ жизни он может вести где-то полгода, а потом преспокойно загнется от своей опухоли. Если же этот вариант не устраивает, а он не устраивает! — то есть другой вариант. Платный. Опухоль нужно вырезать. Таких операций в Саратове не делают, нужно ехать в Москву или того хуже — в Германию, где опухоль вырежут, и можно жить дальше. Только на всю эту музыку нужно четыре тысячи баксов. Четыре тысячи баксов и кандидат наук, в институте на полставки преподающий, — это две вещи несовместные, как сказал писатель. Понятно, что у Алексея Васильевича таких бабок не было, да и частный дом, где он жил, вряд ли таких денег стоил. Так что даже если бы он продал все, что у него было, то и в этом случае не набрал бы спасительной суммы. АлеВас задумался. Для стимуляции мыслей пошел по привычному для любого русского мужика пути: купил бутылку водки и стал ее распивать в гордом одиночестве. Затраты на водку окупились, потому что мысль к нему пришла. Да такая, что самому жутко стало. Сначала. Мысль базировалась на следующем: в свое время АлеВас лихо гусарил, менял девчонок как перчатки, наверно, неоднократно становился отцом. Впрочем, отцовских чувств он никогда не испытывал, потому как ни одного своего ребенка ни разу и не видел. Если не считать фото его новорожденной дочери, которое прислала ему в письме одна из его случайных подруг, женщина из сельской местности. Алексей Васильевич ту женщину вообще не помнил — начисто, но письмо разыскал. С обратным адресом. И сам написал письмо.