Нештатная ситуация
1. Плевок дьявола
«Армия – это то, что отделяет своё от чужого.
Армия – категория относительная.
Армия тем лучше,
чем быстрее чужое становится своим».
Устав Внеземелья. Истины.
Чёрная точка на противоположном, восточном берегу быстро росла и превращалась в человека, несущегося по глади залива в чёрном, развевающемся плаще. Человек левой рукой придерживал шляпу-цилиндр с широкими полями, а правой бодро отмахивал отблёскивающим сталью посохом. Его трость лишь коротко соприкасалась с водой, но и этого мгновения было достаточно, чтобы человек, оттолкнувшись, стремительно скользил вперёд, будто по льду, поднимал посох и, спустя два-три десятка метров, вновь опускал его в воду. Трость сверкала на солнце спицами велосипеда.
– Ходко, – одобрительно заметил Биток.
Леприца проследила за его взглядом и презрительно бросила:
– Шут гороховый! Уважающие себя наги уже заняли свои места.
Биток перевёл взгляд на скамьи нагов и убедился, что Леприца была права: к этому времени царик Лиаифа уже полностью материализовался в своём кресле. Сошки помельче слетелись ещё несколько минут назад. Так что тот, что «яко-по-суху», и вправду запаздывал...
– Достойный Клиффорт задерживается в виду слабых сил. По понятным, впрочем, причинам. Он сейчас в заливе, будет с минуты на минуту – Лиаифа мрачно обвёл взглядом притихший зал. – Что будем делать, наги?
– Пусть уходит, – сказал кто-то из второго ряда. – Он взялся за работу и не сделал. Позор. Теперь пусть выйдет на площадь в базарный день с непокрытой головой и стоит с утра до обеда. Что останется, пусть забирает с собой и уходит.
– Это Корнелиус говорит? – уточнил Лиаифа. – Тот самый Корнелиус, чей удел оплёван дьяволом? А сам достойный предпочитает судить добровольцев, вместо того чтобы самому прекратить безобразие?
Было слышно, как наги неодобрительно скрипят скамьями, оборачиваясь к незадачливому Корнелиусу. А тот, вместо того, чтобы заткнуться, что-то недовольно забубнил.
Биток вздохнул. «Везде одно и тоже. Если что «наперекосяк», – ищут крайнего. Свары, ссоры.... Тоже мне проблемы!» Он по привычке ощупал языком пустоту на месте переднего зуба и провёл ладонью по своей фиолетовой плеши.
– Дурак этот Корнелиус, – прошептала Леприца в самое ухо Битоку. – Клиффорт приходится Лиаифе...
Биток с удовольствием вдохнул запах её волос, но счастье было недолгим:
– Кто позволяет себе слово, когда наги не смеют дышать? – грозно осведомился Лиаифа.
Биток съёжился.
И было от чего.
Но Леприца не отступила.
– Только почтение в шёпоте моём, – твёрдо сказала она, вставая. – Хочу попросить разрешения у достойных нагов встать на защиту чести Корнелиуса.
– Ты кто такая, смерта? – вскочил с места Корнелиус. – Моя честь не нуждается в таких защитниках.
– А в каких защитниках нуждается твоя честь? – ядовито заметил Лиаифа. – Сядь Корнелиус. Сядь и замолкни.
Корнелиус сел, но с достоинством. Потерять в этом зале достоинство, для нагов значило потерять всё.
Спустя минуту тишины Биток вдруг понял, что и впрямь не дышит.
Пришёл Клиффорт. Злой. Мрачный. Нисколько не запыхавшийся от стремительного бега. В рулон скатал трость, опустил её в шляпу, а сам цилиндр сложил конвертом и, как носовой платок, уложил во внутренний карман плаща. Потом плюхнулся на свободное место и замер, уставившись в широкую пройму окна, любуясь водами залива, ярко освещёнными предполуденным солнцем.
– Вопрос достойного Корнелиуса правомерен, – сказал Лиаифа. – Кто ты такая, смерта? И почему так уверена в своих силах, когда мы, наги, бессильны?
– Леприца – моё имя. А уверена в своих силах, потому что знаю дьявола изнутри.
Ответом была тишина.
«Проверяют, – понял Биток. – Но ведь она сказала правду!»
– Ну что ж, – подытожил свои раздумья Лиаифа. – Сбывается реченное в книгах: «дьявол не убоится солнца, а смерта скажет новое нагу». Глупо ложиться на пути пророчества, потом ведь можно и не подняться. Пусть будет. Но, несложно ли уважаемой Леприце сообщить нашему собранию, КАК она собирается исполнить взятые на себя обязательства?