Только он да Ольга могли спокойно выстоять в лавине Машкиного гнева, не завестись, не навешать грубиянке люлей. В школе бывало по-другому, поэтому друзья у девочки не заводились.
- Мы на Белую пойдём, - сказала сразу присмиревшая Машуня. Стасиковы премудрости всегда действовали на неё успокаивающе. - Света, ребёнку каши на вечер сваришь?
- Сварю, конечно. Можно у тебя в сарайке полежать? Прямо кукольный дом получился. Я всегда из-за интернатского забора смотрела, как девчонки во дворе в дом играют. Нам почему-то не разрешали.
- Лежи, - девочка переборола новый приступ ярости и проявила великодушие, - кто тебе запрещает? Только это теперь не сарай, не кукольный дом, а моя квартира. Я ещё номер прибью и почтовый ящик повешу на дверь.
- Зачем? - Стас едва сдержал смех и от натуги покраснел. - Кто тебе письма писать будет? Да и нельзя в нём жить ни осенью, ни зимой - печки-то нету.
- Какая разница? - рявкнула Машка и через секунду загремела в сенях коляской.
***
Только пришли на Белую, как ветер рванул берёзовые ветви, пригнул невысокие ивы к земле. Зашлёпала листьями гигантская черёмуха над любимой ребячьей скамейкой,захлопотала: домой, домой. Но возвращаться в деревню не хотелось.
- Может, в лес, в шалаш? - Стас с надеждой смотрел на Машку.
Девочка подняла к небу серые, как дождевая туча, глаза в полукружьях болезненных теней. Таких же, какие пыталась навести её подруга, только натуральных. Из бессонных ночей, тяжёлой деревенской работы и семейных страстей.
- В шалаш. Подождит немного и перестанет. Кристя на воздухе хорошо спит. Да, зайчик мой? Поспим в шалашике? Чего дома пылью дышать?
Узкоглазый, большеголовый "зайчик" равнодушно лежал в коляске.
- Маш, ты прямо синоптик. Говорят, что у стариков кости к ненастью ноют. А ты чем погоду предсказываешь?
Девочка ничего не ответила и рванула коляску, развернула её к лесу. Тоска на неё нападает перед дождём. И чем сильнее будет дождь, тем тошнее становится, тем больше давит и щемит в груди. Только разве придуркам объяснишь?
Шалаш строился много летних сезонов, обихаживался и охранялся от чужаков. На одной из сосен красовались большие буквы КМ - Коршунова Мария, - вырезанные Николаем по просьбе сестры четыре года назад. Негромко стучал по лапнику летний ливень, влажный хвойный аромат туманил и клонил головы, заставлял растянуться на старых мешках, набросанных на прошлогоднюю солому.
Проснулись, когда в птичий гомон, провожавший дождь, вплёлся резкий вопль далёкой пожарной машины.
- Слышали? У нас или за рекой? - спросила Машка.
- Кажись, у нас, - потянулся Стас. - Опять на лесопилку, наверное.
- Стасик, а от неправильной проводки может пожар случиться? - хрипло, со сна спросила Ольга.
- Запросто. Если замкнёт где-нибудь.
Машка почернела. Минуту смотрела непонятно куда. Потом поволокла коляску из шалаша, а через секунду неслась к деревне, только косички на костлявой спине прыгали.
Ребятишки припустили за ней.
- Куда бежим-то? - Стас обогнал коляску и глянул девочке в глаза.
- Светка в сарайке... - процедила Машка, отдуваясь посинелыми губами.
Стас силой забрал коляску, которая вязла в размокшей глине, и вся компания в молчаливой тревоге полетела к деревне.
Улица лениво охорашивалась после дождя: стряхивали последние капли с листьев георгины в палисадниках, подсыхали промытые заборы, уходили в песок лужи. Тишина, ни огня, ни дыма. Втолкнули коляску в разбухшую калитку. В окне Машкиной квартиры темнота. Девочка ногами загребала от усталости, но заставила друзей смыть потёки грязи, почистить обувь. Тихонечко вошли в полумрак сарая. Света крепко спала на топчане, прижав к животу старого уродливого медвежонка, до невозможности замусоленного Кристей. Непонятно, увидела ли малышка свою игрушку в чужих руках, или просто растрясли её дорогой, но уютный покой смёло заливистым рёвом. Женщина открыла глаза и несколько секунд недоумённо рассматривала стену. Машка знала, что сейчас ей кланяются подсолнухи и дарят добросердечные взгляды нарядные феечки. А игривые буруны на волнах пытаются зазвать в морскую даль.
- Ой, ребята... А я заснула нечаянно. Так мне ещё никогда не спалось. Будто в колыбели.
- Не смеши. Откуда тебе знать, как спится в колыбели? - Машка трясла сестру, но рёв становился уже просто невыносимым.
- То-то и оно, что неоткуда. Но всё равно знаю. Не тряси ребёнка, давай сюда. Пойдём, Кристя, кашки поедим. А они пусть оладьи жуют, - Света раздавала команды не хуже Машки. Девочка неохотно подчинилась, видно, устала за день.
За вечерним чаем с оладьями и вареньем Машка поинтересовалась:
- Света, а кто у тебя там? - и легонько, словно знакомясь, коснулась живота.
- Девочка, - улыбнулась невестка. - Николай так обрадовался... У вас же почти одни мальчишки.
- А как назовёшь?
- Не знаю. Потом вместе решим.
- Есть красивое имя - Регина, - начала издалека Машка.
Стас поперхнулся чаем. Прокашлялся, зажевал оладьей смех и спросил:
- Маня, а почему ты русские имена не жалуешь? Можно и в честь деда с бабушкой назвать.