— Двадцать три, — ответил он, — я съехал от родителей, когда мне исполнилось семнадцать.
— Вы общались с Дальстрёмом?
— Здоровались, встречаясь на лестнице. Иногда он заходил и спрашивал, не найдётся ли у меня чего-нибудь выпить. Но у меня, как правило, не находилось.
— Не заметили ли вы какого-нибудь нового приятеля, который в последнее время стал заходить к Дальстрёму? Или, может быть, кто-то из его гостей показался вам подозрительным?
Парень криво усмехнулся:
— Шутите? Скажите лучше, кто из его гостей не казался подозрительным. Недавно какая-то его баба вышла писать прямо на газон.
— А соседи не жаловались?
— Не думаю, большинство всё равно довольно хорошо к нему относились. Разве что летом, когда они устраивали свои пьянки во дворе, за домом.
— А как народ отреагировал на убийство?
— Вечером, примерно за неделю до того, как обнаружили тело, его соседка сверху слышала какой-то шум у его двери. Кто-то вошёл в квартиру, не позвонив в дверь, пока Вспышка был в подвале.
— А это не мог быть сам Дальстрём? — спросил Петер.
— Нет, она сразу поняла, что это кто-то другой. Вспышка всегда ходил в старых тапочках, которые громко шаркали.
— А у кого мог быть ключ от его квартиры?
— Без понятия. Был у него один приятель, с которым он довольно плотно общался, больше, чем с остальными. Бенни вроде.
— А фамилия?
— Не знаю.
— Наверное, Бенгт Юнсон. Сначала его задержали, но вскоре отпустили. Видимо, у него есть алиби.
— Можете ещё что-то рассказать о Дальстрёме?
— Прошлым летом я видел кое-что странное. Вспышка разговаривал с каким-то мужиком в порту. Это было рано утром, часов в пять. Я обратил на них внимание, потому что они стояли в странном месте — между двумя контейнерами перед складскими помещениями. Как будто прятались от кого-то.
— Может, они просто выпивали?
— Тот мужик был совсем не похож на приятелей Дальстрёма, поэтому я и обратил на них внимание. Он выглядел слишком ухоженным для алкаша.
— В каком смысле?
— Чистые, новые брюки и рубашка поло, ну прям директор в отпуске.
— Можете описать его внешность?
— Да я и не помню. Моложе, чем Вспышка, загорелый.
— Не швед?
— Швед, просто очень загорелый.
— А вы-то что там делали в такую рань?
Парень смущённо улыбнулся и ответил:
— Ну, с девушкой был. Ходили на вечеринку в «Корабль». Такое заведение в гавани, может, знаете?
Юхан поморщился, вспомнив, как в прошлом году в праздник середины лета пошёл в «Корабль», а остаток ночи провёл в обнимку с унитазом.
— Она уезжала на пароме в семь утра, и я пошёл её провожать. Ходили-гуляли перед отъездом.
— Полиции это, конечно, известно? — уточнил Юхан.
— А вот и нет.
— Почему?
— Не люблю полицейских, какого чёрта я должен что-то им рассказывать?
— Можно мы отснимем интервью?
— Ни за что! Тогда копы сразу заявятся сюда. И вы им ни слова не говорите о том, что я вам рассказал. По закону вы не имеете права разглашать моё имя. Моя сестра — журналистка, и я знаю, о чём говорю.
Юхан удивлённо приподнял бровь:
— Это так. Конечно, мы никому ничего не скажем. А чем вы, кстати, занимаетесь?
— Учусь в институте. Факультет археологии.
Несмотря на то, что им ничего не удалось отснять, Юхан остался доволен разговором. Ему необходимо было поговорить с Кнутасом, хотя он, естественно, не собирался сообщать комиссару, кто предоставил ему эту информацию. Кнутас отлично знаком с журналистской этикой и должен понять его.
Они ещё раз позвонили к соседям, но больше никто не открыл. На заднем дворе никого не было. Они прогулялись по лесной дорожке, Петер поснимал окрестности.
И вдруг он вскрикнул: у дорожки, ведущей в соседний квартал, стояла полицейская машина. Рядом трое мужчин в форме о чём-то разговаривали. Двое других держали на поводках собак, которые к чему-то принюхивались. Участок леса был огорожен.
Неподалёку они, к своему удивлению, увидели Кнутаса.
— Привет, — поздоровался Юхан. — Давненько не виделись.
— Можно и так сказать.
Кнутас, мягко говоря, не обрадовался неожиданной встрече. Ох уж эти настырные журналисты, вечно суют нос не в своё дело! А он-то уж было решил, что на этот раз обойдётся без них. С утра ему уже названивали репортёры из местных газет и задавали вопросы. Не то чтобы Кнутас пришёл от этого в восторг, но общение с представителями СМИ официально являлось частью его работы. К тому же он был благодарен Юхану за то, что тот рассказал ему о неофициальных заработках Дальстрёма. У журналистов были свои способы получения информации, а если полиции требовалась помощь населения, то именно журналисты сообщали об этом, поэтому можно сказать, что полиция и СМИ в некотором роде зависели друг от друга. Однако отношения между ними едва ли можно назвать простыми.
— Что тут у вас происходит? — спросил Юхан.
Петер по старой привычке сразу же включил камеру и стал снимать. Кнутас понял, что лучше сказать всё как есть:
— По-видимому, нам удалось обнаружить фотоаппарат Дальстрёма.
— Где именно?
Кнутас показал на рощицу:
— Кто-то выкинул его вон туда, его недавно обнаружили патрульные с собаками.
— Почему вы думаете, что фотоаппарат принадлежит ему?
— Это та же марка, что и…
Не успел Кнутас договорить, как из-за ограждения донёсся чей-то возглас:
— Тут кое-что есть!
Полицейский с трудом удерживал на поводке боксёра, который заходился в истошном лае. Петер перенастроил камеру и подбежал к кустам, Юхан бросился за ним. На земле лежал молоток с коричневыми пятнами на деревянной ручке и на металле. Юхан поднял вверх микрофон, а Петер снимал суматоху, которая поднялась вокруг находки. Они сняли полицейских, лежащий на земле молоток, собак, сумев передать накал эмоций в момент обнаружения орудия убийства.
Юхан не верил в свою удачу! Случайно оказаться в нужном месте в нужное время: присутствовать при поворотном моменте в расследовании, да ещё и иметь шанс всё это заснять!
Они уговорили Кнутаса дать им интервью, и он подтвердил, что полиция только что обнаружила кое-что интересное. Он не захотел говорить, что именно, но это было и не важно.
Юхан вошёл в кадр на фоне суетившихся полицейских и сообщил, что они только что присутствовали при обнаружении орудия убийства.
Перед отъездом он рассказал Кнутасу о странном незнакомце, с которым Дальстрём встречался в гавани, но источник раскрывать не стал.
— А почему этот человек не обратился в полицию? — с досадой спросил Кнутас.
— Не любит полицейских. За что — не спрашивай.
Юхан сел в машину и, широко улыбаясь, позвонил Гренфорсу прямо в редакцию.
Он названивал ей на мобильный, просил прощения, посылал милые эмэмэски, даже отправил ей букет цветов. Хорошо, что мама уже ушла на работу, когда цветы принесли.
Сначала она решила, что больше не хочет его видеть, но потом засомневалась. Он не переставал звонить ей, пытался вымолить прощение. Предложил в качестве искупления вины сводить её покататься на лошади: он прекрасно знал, как она любит лошадей. У его друга в Геруме есть конюшня, они могут взять лошадей и кататься сколько захотят. Предложение было соблазнительным. Мама не могла оплачивать занятия верховой езды, а в конюшне Фанни разрешали покататься крайне редко.
Он предложил поехать туда в субботу. Сначала она отказалась, но он не сдавался, обещал позвонить в пятницу вечером — вдруг она всё-таки передумает.
Её раздирали противоречивые чувства. С того вечера прошло две недели, и Фанни успела забыть, как он напугал её. Он же на самом деле хороший.
Когда в пятницу днём она пришла в конюшню, лошади встретили её тихим ржанием. Она надела резиновые сапоги и принялась за работу. Достала тачку, лопату и вилы. Первым вывела из стойла Гектора. Закрепила уздечку между цепями в проходе. Придётся ему постоять там, пока она чистит стойло. Работа тяжёлая, но Фанни уже привыкла. Пол в боксах был усыпан опилками и соломой, поэтому кучи навоза можно было легко подхватить вилами. Хуже обстояло дело с мочой: опилки пропитывались ею и становились ужасно тяжёлыми. Она вычищала одно стойло за другим — всего восемь штук. Через два часа Фанни смертельно устала, у неё заболела спина, и тут зазвонил телефон. А вдруг это он? Но в трубке раздалось щебетание мамы: