Надо получше осмотреть её комнату. Обычно Майвур туда не заходила, поскольку они заключили негласное соглашение, что это личная территория Фанни.
На первый взгляд всё было в порядке. Кровать аккуратно застлана, на тумбочке рядом с будильником лежит книжка. На письменном столе — куча ручек, учебников, резинок для волос, бумаг и газет. Она порылась в вещах, заглянула в ящики, просмотрела книжные полки и шкаф. Перевернула всю комнату, но не нашла ни записки, ни сообщения, ни записной книжки, ни телефона — ничего, что могло хотя бы намекнуть на то, куда подевалась Фанни.
На верхней части покрывала, под подушками, она обнаружила пятна крови. Она сорвала покрывало — ни на простыне, ни на одеяле крови не было, а вот под кроватью обнаружились ещё пятна. Дрожа всем телом, она позвонила в полицию.
Ещё в прихожей у Кнутаса как-то неприятно сдавило грудь. Хорошо, что Сульман пошёл вместе с ним. Квартира производила неприглядное впечатление: тесные комнатёнки, мрачные тона. Янсоны жили в трёхэтажном доме на улице Местергатан в квартале Хёкен, в северо-восточной части Висбю, менее чем в километре от крепостной стены.
Дверь им открыла заплаканная хозяйка. Поскольку у отца Фанни тоже не оказалось, полиция серьёзно отнеслась к заявлению об исчезновении девочки. Пятна крови на покрывале давали основания предположить насилие или изнасилование, поэтому было принято решение произвести тщательный обыск комнаты Фанни. Сульман, как всегда, взялся за дело основательно.
Кнутас сразу почувствовал, что от Майвур Янсон пахнет спиртным.
— Когда вы видели Фанни в последний раз? — спросил он, когда они уселись за стол на кухне.
— Вчера утром. Мы позавтракали, и она ушла в школу. Мне надо было на работу к пяти, а после школы она обычно едет в конюшню, поэтому днём мы видимся довольно редко.
— Вам ничего не показалось странным в её поведении?
— Нет. Последнее время она выглядит уставшей. Наверное, потому, что плохо кушает, она такая худая.
— О чём вы говорили?
— Ни о чём особенном. Какие с утра разговоры? Она, как обычно, съела на завтрак тост и ушла.
— Вы не ссорились?
— Да нет, всё было как обычно, — ответила Майвур Янсон, умоляюще посмотрев на комиссара, словно ожидая, что тот сейчас расскажет, где находится её дочь.
— Что она сказала перед уходом?
— Сказала «пока», и всё.
— У вас дома ничего не пропало — одежда, косметика, деньги?
— По-моему, нет.
— Фанни точно не оставила записки?
— Да, я весь дом обыскала.
— Расскажите, как у Фанни дела, как она себя ведёт?
— Ну не знаю, как себя ведут подростки в таком возрасте? Она мало что рассказывает, но не думаю, что ей особенно нравится в школе, она начала прогуливать. Может быть, ей одиноко — к ней никогда никто не приходит в гости.
— А почему?
— Понятия не имею, наверное, она слишком застенчивая.
— А вы говорили с дочерью об этих проблемах?
Майвур Янсон почувствовала неловкость. Как будто ей никогда раньше не приходило в голову, что это она несёт ответственность за дочь, а не наоборот.
— Не легко выкроить время для разговоров, когда воспитываешь дочь одна, да ещё и постоянно работаешь. У меня нет мужчины, который помогал бы мне, всё приходится делать самой.
— Я вас прекрасно понимаю, — успокоил её Кнутас.
Тут Майвур не выдержала и закрыла лицо руками.
— Сделаем перерыв? — смутившись, спросил Кнутас.
— Нет, давайте уж покончим с этим, чтоб вы побыстрее начали искать.
— Вы говорили с кем-нибудь в школе о том, что Фанни пропускает занятия?
— Да, мне позвонил её учитель пару дней назад. Сказал, что она уже несколько недель не посещает занятия. Мы поговорили об этом, но, по его словам, скорее всего, она просто немного устала. Я сказала Фанни, что надо ходить в школу, и она пообещала исправиться.
— Дочь не рассказывала вам ничего нового в последнее время, может, она с кем-то познакомилась?
— Нет, — задумчиво ответила мать. — По-моему, нет.
— У неё есть близкие друзья или ещё кто-то, с кем она общается больше всего?
— Нет, у нас довольно узкий круг общения, если можно так выразиться.
— А родственники?
— Моя мама находится в доме престарелых «Экен», но она уже в таком маразме, что с ней практически невозможно разговаривать. А ещё у меня есть сестра в Вибле.
— Она живёт одна?
— Нет, с мужем. У неё двое детей — дочь, а ещё сын её мужа от предыдущего брака.
— То есть это единственные кузены Фанни? А сколько им лет?
— Лена живёт в Стокгольме, ей, кажется, тридцать два. Стефану сорок. Он живёт на Готланде, в Геруме. Я надеялась, что Фанни окажется у сестры…
Майвур снова начала всхлипывать, Кнутас погладил её по плечу.
— Ну-ну, — попытался он утешить плачущую женщину. — Мы сделаем всё, чтобы найти её. Скоро всё уладится, вот увидите.
Сообщение на автоответчике оказалось длинным. Эмма хриплым монотонным голосом рассказала, что Улле обо всём узнал и пока она будет жить у своей подруги Вивеки. Она попросила его не звонить ей и пообещала дать знать, когда придёт в себя. Юхан всё-таки раздобыл телефон Вивеки и позвонил ей, но та сказала, что он должен уважать желание Эммы побыть в одиночестве.
Такого психологического террора он вынести не мог. Пытался играть в хоккей, но все его мысли были только об Эмме, ходил в кино, но, выходя из зала, не мог сказать, о чём был фильм.
Во вторник вечером она позвонила ему.
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? — спросил он.
— У меня вся жизнь рухнула, разве это недостаточное объяснение? — сердито ответила она.
— Но я же хочу помочь тебе. Я понимаю, как тебе тяжело. Но я ужасно нервничаю, когда мы не общаемся.
— На данный момент я не могу взять на себя ответственность ещё и за то, что ты нервничаешь! Мне своего хватает.
— А как он узнал?
— Прочитал твоё сообщение. Оно пришло, пока я принимала душ, а Улле прочитал.
— Прости, Эмма. Мне так жаль — не надо было посылать тебе сообщение в воскресенье утром. Я идиот!
— Самое ужасное, что у меня нет возможности поговорить с детьми. Он не подходит к телефону, автоответчик отключён. Я приезжала туда, но никого не было дома. Он забрал у меня ключи, и я не могу попасть в свой собственный дом. — У Эммы задрожал голос.
— Успокойся, любимая, — попытался утешить Юхан, — Это первая реакция, это пройдёт. А никто другой не может с ним поговорить, например твои родители?
— Родители?! Ни за что. Знаешь, что он сделал? Обзвонил всех родственников и друзей и рассказал им, что у меня появился другой мужчина! Даже моей бабушке! Родители ужасно злы на меня. Я попыталась поговорить с ними, но они на его стороне. Они не понимают, как я могла так поступить и почему я не подумала о Саре и Филипе. Все настроены против меня, не представляю, как я с этим справлюсь.
— Ты не можешь приехать ко мне? Чтобы немного отвлечься?
— Нет, не получится.
— Хочешь, я приеду к тебе? — ещё раз попытался Юхан. — Я могу взять отпуск.
— Приедешь — и что? Мне сейчас главное — увидеться с детьми. Ты что, не понимаешь, какой это кошмар, когда ты не можешь поговорить с собственными детьми? Я же сказала: мне нужно два месяца, чтобы побыть одной и всё обдумать. Но ты меня не уважаешь, не хочешь дать мне время. Названиваешь мне, хотя я просила этого не делать. И видишь, что из этого вышло! Большое тебе спасибо!
— Ах, то есть это я во всем виноват? А ты? Ты тут вроде ни при чём? Может, я тебя силой заставил? Ты тоже хотела меня видеть!
— Ты думаешь только о себе, потому что тебе больше ни о ком не нужно заботиться. А мне нужно. Оставь меня в покое! — выпалила она и бросила трубку.
Юхан с горечью отметил, что Эмма так поступает уже во второй раз.
После полудня они занялись выяснением того, что делала Фанни Янсон в дни перед исчезновением, — круг людей оказался широким. Полиция допросила персонал конюшни и немногочисленных родственников. Затем полицейские посетили школу, поговорили с одноклассниками Фанни и учителями. Начинала складываться всё более чёткая картина.