— Это Дэн мучится, не знает, как тебе обо всем сказать. Рефлексирует. Но не волнуйся, он всяко отработает до окончания контракта, но потом… В общем, ты бы сам с ним это обсудил.
И я поехал к нему домой — к ночи, чтоб наверняка. Теперь Денис не мог уклониться от объяснений. Он побледнел, потупил взгляд, нервно подбирал слова, раз сто повторил: «Но я так благодарен тебе, так благодарен!» Раз двести — «прости, прости, прости». Раз триста — «не забуду, ценю, уважаю». Я видел, что он впечатлён теми ресурсами и масштабами, что ему продемонстрировал Ансберг. Он ошеломлён теми перспективами, что открывались ему вдруг совершенно даром. Что я мог противопоставить? Взывать к совести, апеллировать к дружбе и преданности я тоже не мог. Кому они нахрен нужны в нашем деле? Это даже бы звучало глупо и унизительно. Поэтому пришлось напялить маску благодушия, печального, но благодушия. Но внутри что-то истошно визжало, до немоты, до тошноты.
У меня оставался ещё шанс оставить Дениса около себя, продлить контракт. Я поехал к Ансбергу, в его резиденцию — именной продюсерский центр. Плана толкового не было, да и впускать меня в его бетонный рай никто не собирался. Вертушка, стеклянная коробка на входе, серьёзный амбал в синей рубашке — всё против меня. Раздражённый, я вышел на улицу. И прямо у парадного лихо останавливается «рендж ровер», а оттуда несравненная краса выходит. Бойфренд нашего Петечки. Плечистый, длинноногий, кудрявый, пухлогубый, холёный. Аполлон в «Версаче». Аполлона зовут диковинно — Светозар. Виды его полуобнажённой натуры рядом с флакончиком мужского брендового парфюма влезли не только в каждую рекламную паузу и на каждый третий билборд, но и в сознание всех мечтательных гражданок необъятной страны и ближнего зарубежья.
Аполлон был недоволен — желваки играют, искры из зелёных глаз брызжут, дверцей безжалостно «бамс». Взглянул на меня, прищурился, как будто вспомнил:
— Э-э-э… Вы ведь продюсер «Денима»? — Я коротко кивнул. — Вы к Петру?
— Да, только не пускают меня… Может, ты мне поможешь?
— Кто бы мне помог! — И Светозар на холоде минут двадцать разорялся по поводу Дениса. Так и поговорили. Так и разошлись. К Ансбергу я не попал, не околачиваться же около центра подобно жалкому просителю, да и передумал после беседы со Светиком. Оставалось ждать.
Наш первый контракт был составлен наивно и впопыхах, поэтому по окончании проекта Денис сохранял за собой все смежные права на исполненные композиции, на имидж и даже на название группы. Наверное, можно было бы и пободаться, Ансберг пошёл бы на нехилые примирительные — не такая уж он и сука. Но мне не важны были деньги, мне нужен был Денис. На каждом новом концерте в те, как мне казалось, последние наши месяцы я ревностно следил за ним и замечал, как он изменился за это время. Из робкого мальчика в кепочке не по рангу он превратился в уверенного фронтмена со своей манерой пения. На сцене не крутился, не манерничал, с публикой не заигрывал и не общался, вёл себя так, как будто он один и поёт ради собственного удовольствия — отстранённо. Дэн всегда стоял очень близко к микрофону, редко снимал его со стойки, на особенно пронзительных моментах прикрывал глаза, мог запустить пальцы в волосы, поэтому никакой причёски, на голове вечный беспорядок. Извечные джинсы и чёрная длиннорукавная футболка с каким-то знаком в круге на груди. С одной стороны, недоступность и обособленность, с другой — демократизм и небрежность. Я заметил, что если люди танцуют, то всё равно поворачивают голову на исполнителя. Он притягивал. Как я мог его отпустить? А как не отпустить?
В те наши «последние месяцы» Денис стал пунктуален и послушен, особенно внимателен ко мне. На день рождения примчался с утра с вином и с сертификатом на полёт на воздушном шаре. Устраивал сюрпризы целый день, после кабака поехал ко мне, говорил, какой я офигенный, — в общем, чувствовал себя виноватым. Я тогда тоже изрядно налакался и в пьяном угаре лез к нему обниматься и целоваться, Дэн это и воспринимал как пьяный угар. Тогда же он мне проболтался о планах Ансберга: они, оказывается, уже приценились к некой композиции известного шведского хитмейкера, Петечка решил разворошить незнакомые российскому слушателю пласты португальского фаду*, он уже уговорил Дениса сделать причёску андеркат и заняться набором мышечной массы, чтобы выглядеть более мужественно и гламурно одновременно. В общем, всё то, что я не успел сделать или не додумался. Денис рассказывал мне это шёпотом, лёжа рядом на не расправленной постели, думая, что я уже сплю, пьяный в жопу. Но я был не настолько пьян, трезвее, чем он.
Это произошло всего лишь за несколько недель до окончания нашего контракта. Я был с Ксюхой. У неё очередной кризис: полаялась с любовником, набрала вес, поцарапала машину. Примчалась ко мне жаловаться на судьбу и, возможно, разрядиться. Она уже нафаршировала судака, накрутила какие-то сырные рулетики и выбирала фильмец попошлее, как позвонил Денис. Сиплым голосом он просил приехать за ним. Куда? Что случилось?
— Я не знаю точно, где я. Это за городом. Дача Ансберга. Ты знаешь, где это? — Я знал. — Прошу тебя, приезжай, я в таком говне, пожалуйста, ты же приедешь?
— Я приеду!
Ксюшка, конечно, не осталась дома чахнуть над судаком, увязалась за мной. Тем более что я выпил, а она не успела, будет штурманом. Нужно было отмахать семьдесят километров, нужно было максимально быстро добраться до Дэна. Он испуган и раздавлен. Я это понял сразу. Отвечать на глупые Ксюхины вопросы не хотелось, да и невмоготу — в груди сдавило так, что говорить трудно. Смолил всю дорогу под обиженное молчание своей боевой подруги. Уже когда въезжали в дачный посёлок, Денис вновь позвонил.
— Мы уже здесь! — кашляя в трубку, орал я. — Где тебя искать?
— Я рядом с дачей Ансберга, подъезжай туда, и я выскочу к тебе, — почему-то дрожащим голосом ответил Дэн.
Не дача, а «дворянское гнездо» просто. С колоннадой и вишнёвым садом, спускающимся к ручью. В усадьбе гремела музыка, мигал свет, удивительно, что около ворот нет охраны. Мы остановились, и я вышел из машины. Хотел было прикурить последнюю сигарету из пачки, как вдруг из кустов со стороны ручья выбежал Денис. Он раздет! Из одежды только телефон в руке и какая-то тряпка (или скатерть?) вокруг пояса. Неудивительно, что голос дрожит: на дворе май и ночь.
Дэна трясёт. И меня тоже. Заталкиваю его на заднее сидение, сам плюхаюсь туда же.
— Вот это пердимонокль! — восторженно встретила нас Ксюха. — Что босиком-то? Грязно же! Итить твою налево!
— Едем. Домой. — Я прижал к себе окоченевшее тело и не отпускал, пока Дэн не согрелся. Ни я, ни Ксюха ничего не спрашивали. Но Денис, конечно, всё рассказал, начал ещё в машине, как только успокоился.
— Пётр затеивал какую-то вечеринку. Но ни даты, ни места не называл, говорил, что будет для меня сюрпризом, будет моим «крещением». Я думал, что это случится только после того, как мы с тобой завершим контракт. И тут мне звонит Светозар: «Собирайся, заеду за тобой через пару минут, настал твой звёздный час!»
— Ты общался с Петечкиным дружком?
— Не особо. Он сначала фыркал, а потом вроде «привет-какдела-пока» выдавливал из себя. Так вот, я подумал, что мы поедем в какой-нибудь клуб. А он повёз меня на дачу. Сказал, что на ежегодную вечеринку, что Пётр его попросил меня привести, там уже все собрались. «Кто все?» — «Друзья и друзья друзей, ты сейчас входишь в наш круг, пора принять крещение. Считай, что ты главный персонаж!»