Я не особо следил за дорогой, да и бессмысленно, всё равно не понимал, куда меня везут. На дачу так на дачу. Светозар болтал всю дорогу, рассказывал, как они с Петром в Ирландии были. Дом меня, конечно, поразил. Внутри мрамор и стекло, шёлковые шпалеры и китайские вазы. Там и вправду уже был народ, но немного, человек восемь — все приятели Светозара. Музыка драмовая, все пили текилу, закусывали то ли конфетками, то ли таблетками. Ансберга не было, но все его ожидали, что якобы вот-вот и с толпой. Какой-то парень начал меня спаивать, запихивать мне в рот таблетки. Я уже было хотел убраться, звонил Ансбергу, тот недоступен. Вдруг Светозар объявил: «Пётр задерживается! Велел начинать без него!» Все захлопали, заулюлюкали и начали раздеваться! Догола! И… пиздец просто! Они начали сосаться, тереться друг о друга, поливать тела текилой — в общем, оргия. Я сначала обалдел от такого поворота, так и стоял чурбан чурбаном посередине комнаты, а когда уже пришёл в себя и устремился на выход, меня перехватили. Сзади, намертво. Кто-то задышал мне в ухо, зашептал: «Ну а ты для меня тут, золотиночка ты наша!» Это был Светозар. Я начал бороться и даже оказался сильнее. Но он крикнул, и пидарасы на меня накинулись, начали раздевать, душить, скручивать… Со смехом, с гиканьем, с какими-то прибаутками. Веселились они! Просто Содом и Гоморра. Мою одежду бросили в камин, телефон, ключи выпали, кто-то их пнул. Я грохнулся, на меня Светозар уселся, хуем своим по мне елозит, ржёт, кто-то руки-ноги держит… А этот ублюдок мне так сладенько втирает: «Хочешь с Петечкой работать, его денюжкой подтираться, будь добр — прими крещение! Все это проходили, и ты не переломишься! Сначала я тебя опробую, разработаю, а потом и Петя со своими ковбоями притопает! А ты тут готовенький, умиротворённый, смирный!» И эта блядь стала меня лапать и щипать за соски, за яйца, за живот, потом он решил мои ноги закинуть себе на плечи. Щас! Короче, я стал ногами молотить, попал ему в морду. Он визжит, как порося. Меня кто-то пинает, кто-то куда-то тащит, в рот кто-то лезет. Я сначала не понял, чем мне в рот? А это резиновый член. Просто пиздец… Они давай меня связывать, требовать, чтобы я член искусственный облизал… В какой-то момент мне показалось, что это всё не со мной, что это какой-то тупейший розыгрыш, что этого не может быть! Двое пидоров надрачивали на меня, прямо мне на лицо своей хуетой! А другие… Бля… этим самотыком резиновым…
— Тс-с-с… Не рассказывай! Бля… Как же так? — Я стискивал Дениса, меня колотило крупной дрожью, сердце бешено стучало. — Мы заявим на него!
— Нет, не заявим, — помотал головой Дэн. — Я сам виноват. Ты меня предупреждал, что у Ансберга разврат. А я повёлся на его связи, на его обещания…
— Они тебя изнасиловали? — это сурово спросила Ксюха с водительского места.
— Нет, то есть да — эту штуку засунули… Пиздец, как больно и ужасно. И вообще всё ужасно, я чувствую себя блядью.
— А почему остановились? И как ты выбрался? — опять Ксюха.
— Я понял, что Пётр позвонил. Светозар вдруг удалился из этой комнаты, а потом крикнул, что «хозяин на подходе», «чтобы оставили мальчика растягиваться» и валили в бассейн для омовения… В общем, меня оставили одного, голого, связанного, с резиной в жопе, в сперме на роже… Звезда танцпола, ёпта… Я попытался двигаться, чтобы развязать руки, но было больно… Да ещё и рыдать принялся. Полный пиздец… Вдруг в комнату быстрым шагом зашёл охранник, парень молодой, с бобриком на голове. Он поморщился. Вытащил из кармана нож, перерезал скотч на ногах и на руках и мотнул головой в сторону выхода. И ничего не сказал! Я, конечно, соскочил, дубину из ануса вытащил, схватил эту тряпку, чудом нашёл телефон, было не до ключей, и вон из дома. В сад, оттуда тебе позвонил, потом к ручью спустился, там забор заканчивается, по ручью его обошёл и спрятался в кустах.
— А Ансберг? Подонок так и не приехал? — грозно вопрошала Ксюха.
— Какая-то машина приезжала, но я не разглядел кто. Потом в доме веселье началось. А я вас ждал… И всё думал, что ты бы мог и не поехать, ты бы мог и обидеться на меня… Что бы я делал тогда?
— Я бы не мог не поехать…
Денис тогда заболел. Простуда. Хотя я думаю, что не только простуда — шок. Я его оставил у себя. Прятал от Петечки, лечил, никаких нравоучительных бесед не вёл. Позвонил в центр к Ансбергу, потребовал привезти ключи и вещи Дэна. Там ничего тупее не придумали, как прислать Светозара. Денис наблюдал из окна, как я забирал сумку… Зеленоглазый Аполлон (сегодня от «Ральфа Лорена») радостно помахал ему рукой и лукаво подмигнул. Красив стервец…
Через месяц мы подписали новый контракт. Денис, по-моему, и не читал, он на автопилоте ещё жил, оттаял только на море, куда мы отправились в июле. В сочинском конкурсе не участвовали, португальских песен не пели, андеркат не выбрили, но денег заработали. Осенью сняли первый клип — «На краешке Луны». Всё налаживалось.
Разумеется, Петечку мы видели неоднократно, шоу-тусовка — тесное место. Однако он к нам не подходил, своими рыбьими глазами смотрел мимо. Удалил, видимо, со своей орбиты. Светозара, кстати, тоже. Потому что как-то исчез парень: и с билбордов, и из богемной жизни. Не так давно я узнал, что он погиб. В банальной автокатастрофе — улетел в пропасть, где-то на горном серпантине Франции: мчал на европейской резине по заснеженным Альпам. Но это была совсем другая история, не связанная с Петечкой.
Бля! Я тоже не удержался на обледенелой дорожке и свалился, больно ударившись локтем. Еле собрал себя. Дальше уже не бежал — ковылял. Вот и дом. Когда доставал магнитный ключ, увидел, как трясутся мои руки. Как тогда в машине рядом с полуголым Дэном. Вдох-выдох! Досчитал до десяти и нырнул в парадную. Здесь только что прошёл ремонт, ужасно пахло нитроэмалью и дихлофосом. Союз ЖКХ и санэпидстанции. Взлетел на пятый этаж. Дёрнул ручку двери — открыто. Придурок!
Зашёл в тёмный коридор. Пахло алкоголем и чем-то тошнотным.
— Денис! Я пришёл!
Тихо. Никто не отвечал.
___________________________
*Фáду — эмоциональная, меланхолическая и страстная музыка Португалии, имеющая народные корни.
========== Апогей ==========
На ощупь по шершавой стене нашёл выключатель. Коридор заморгал галогеновой длинной лампой до рези в глазах. Ненавижу квартиру Дэна. Мы сняли её давным-давно: однокомнатная, малогабаритная в нищем районе. Но даже потом Денис не хотел её поменять — наоборот, выкупил и сделал странный ремонт. Сам.
Отштукатуренные стены покрасил светло-жёлтой акриловой краской, а поверх широкую клетку, как имитацию железных прутьев, кое-где по рёбрам клетки вился серый плющ. На полу в комнате лежак (по-другому и не назовёшь), на полу грубая циновка, рядом низкий японский столик, на котором всегда грязная посуда, заляпанный ноутбук, пустые бутылки и полулитровая чёрная кружка с трафаретным изображением Джона Леннона — для кофе. В углу электронное пианино (к моему ужасу, он частенько пел романсы), три гитары женственно стояли пыльным рядком. И самое невероятное — полосатый гамак, спущенный парус летнего безделья. Дэн жил безалаберно, без уютного быта, как птица в клетке усаживаясь на реечку и устремляя взгляд за окно, туда, где небо. На стене грубо, на малярный скотч, приклеена фотография Александра Вертинского, где он «жёлтый ангел», распятый в арлекинском костюме. Одежда хозяина была битком затолкана во встроенный шкаф в коридоре. На кухне советский минимализм: капающий кран, гудящий холодильник, ободранная табуретка, на которой жил электрический чайник из нержавейки — приданое детдомовской мамы. В общем, мне не нравилось здесь.