— Дай, дай Питье! — потребовал он.
Отец не противился. Он позволил мальчишке взять книгу у него из рук и даже не поглядел, что с ней дальше сталось. Вместо этого он лениво отвалился назад и низко на глаза надвинул шляпу. Руки он сложил на животе, и через минуту веки его сомкнулись.
Противный ребенок долго теребил странички, потом ухватился за книжку обеими руками и давай стучать по сиденью. Я невыносимо страдал и пытался приостановить кощунственную деятельность разбойника, кидая на него суровые взгляды и укоризненно качая головой, но противный мальчишка только показал мне обложенный язык и продолжал колотить изо всех сил. К счастью, он скоро выдохся. Но теперь он встал на сиденье, положил книгу и уселся на нее своими грязными штанами. Я зажмурился. Мне было очень плохо. Какое он еще придумает издевательство для сокровища моей души, я не хотел видеть. На следующей станции толстяк взял мальчишку на руки и сошел с поезда. Книга живым упреком осталась лежать на сиденье. К обложке пристал кусочек яблока.
Как только поезд тронулся, я взял книгу и заботливо обтер носовым платком, так мать утирает своего ребенка, которого злые уличные мальчишки вываляли в грязи.
Пример бескорыстной помощи
Посмотрите на него! Вот он стоит, живое воплощение беспомощности, при виде его невольно приходит на ум, что от старости никому не уйти. Как справедливо заметил Элсхот, «туман времени гасит огонь наших глаз». Дрожащий и скрюченный, опираясь на две трости, он мешкает на краю тротуара и не решается перейти улицу, потому что транспорт движется нескончаемым шумным потоком. Нам, молодым, шум и суета привычны. Бензин мы, можно сказать, впитали с молоком матери, и клаксон сопровождал наши детские игры. А у этого старикана способность ориентироваться формировалась в спокойные, я бы сказал даже, застойные годы карет, запряженных смирными лошадками.
До чего же он жалок, когда стоит вот так и озирается, видимо ожидая помощи, а люди проходят мимо, не обращая на него ни малейшего внимания. В такие минуты в голове у меня рождаются прекрасные и даже возвышенные мысли. Внутренним взором я как бы вижу себя самого в двухтысячном году: опираясь на палку, я медлю в нерешительности на краю широкого бульвара будущего, в страхе перед проносящимися мимо ракетами и низко плывущими самолетами городского транспорта. Неужели никто не протянет мне тогда руку помощи?
Я подхожу к старику и беру его за локоть.
— Пошли, — говорю я.
В потоке машин как раз наметился просвет. Я тащу его за собой.
— Молодой человек, — бормочет он.
О пресловутая стариковская благодарность! На ходу киваю ему и тащу дальше.
— Спокойно, — говорю я. — Мы почти у цели.
Но моего старичка просто распирает от благодарности.
— Молодой человек… — твердит он.
Я уже вытащил его на тротуар, и мы оба целы и невредимы.
— Пустяки, — говорю я с усмешкой. — Надо же помогать друг другу, на то мы и люди, верно?
И я по-приятельски хлопаю его по плечу, может, слишком сильно, потому что он весь как-то оседает.
Затем я поворачиваюсь и иду прочь. Но он окликает меня и, когда я оглядываюсь, делает мне знак вернуться. Я, улыбаясь, подхожу к нему. Кто-кто, а я-то знаю, что за этим последует: сейчас он предложит мне сигарку.
— Это совершенно лишнее, — великодушно заявляю я, останавливаясь перед ним.
Но старикан смотрит на меня очень сердито.
— Молодой человек, извольте отвести меня обратно. Я жду автобуса.
Подопытное животное
От меня потребовали пройти медицинское освидетельствование — ведь каждый заинтересован в том, чтобы его работник был полноценным. Едва открыв дверь, я убедился, что не у меня одного возникла идея показаться врачу именно в этот день. Забитая людьми приемная — удручающее зрелище. Единственное, что тебе остается, — это сидеть и тренировать свою выдержку. И вот я сижу, смотрю на других и думаю: «Вы больные, а я нет». Стоп, стоп… В собственном здоровье никогда нельзя быть уверенным. Доктор может обнаружить у меня какое-нибудь скрытое заболевание и, чего доброго, запрячет в больницу. «Необходима срочная операция!» Взрежут меня, и я умру. «Безвременная кончина молодого журналиста». «Искренне сочувствую, мефрау. Совсем еще юный! Но что поделаешь. Безносая с возрастом не считается. Знай косит!»
Так текут мои мысли, отнюдь не поднимая мне настроение. Лучше уж просто разглядывать других пациентов, а с собственной смертью пока повременить.
Вот дама, господин, еще две дамы, мальчик. За столиком сидит медсестра, важная здесь персона. Чем-то она там занимается и, когда раздается звонок, вызывает больных:
— Следующий, пожалуйста.
Дурацкое занятие, но девочка симпатичная. Я смотрю на нее. Тоненькая, светловолосая. Она заполняет карточки, что стоят в специальной коробке. Вот она подняла глаза. «Здравствуйте, юфрау». Я нагло скалюсь — ни дать ни взять гусар, вознамерившийся приволокнуться за красоткой. Она глядит на меня с таким выражением, будто хочет сказать: «Ну что тебе надо, выкладывай».
Нет уж, я не опущу взгляд, кто первый опустит, тот проиграл, это каждый дурак знает. Она смотрит на меня с презрением, но я не сдаюсь и выигрываю бой: ее глаза ускользают в сторону, затем вновь обращаются к картотеке.
Пациенты заходят и выходят. Часы тикают, навевая Дрему.
— Пожалуйста, следующий, — говорит медсестра.
Следующий — это я. Моя карточка лежит перед ней. Она что-то нацарапывает в ней и кладет в картотеку. Снова взгляд железобетонной твердости, но я весело и непринужденно улыбаюсь.
— Спасибо, — говорю я с пошлой коммивояжерской галантерейностью.
Нет, ее железобетон не заставит меня заикаться.
А доктор — чудак, из тех, у кого голова занята только почками и печенками.
— Раздевайтесь, — говорит он. — В семье никаких заболеваний? Нет? Вот и прекрасно.
Пожалуй, это и в самом деле прекрасно. Я снимаю с себя все и стою перед ним голый, дрожа от холода. Он прощупывает, простукивает, прослушивает.
— Припадков не бывает?
Ну и вопросики задают эти доктора.
— Черт возьми, — вдруг говорит он. — А вы знаете, что левая лопатка у вас искривлена?
Никогда не замечал. Только человек-змея в цирке хорошо знает, что у него на спине. Поколебавшись, спрашиваю:
— А это серьезно?
— Не серьезно, а просто странно, — отвечает он. — В высшей степени любопытный случай. Похоже на… — Он пробормотал что-то непонятное и постучал меня по лопатке.
Не скажешь же ему: «Войдите». Пошлая шутка! Однако что он там такое бурчит? Неужто собирается резать?
— Подождите-ка минутку, — говорит он и выбегает за дверь. Сейчас он вернется с пилой. Хоть бы брюки натянуть. А он там с кем-то болтает. Интересно, с кем?
Я поворачиваю голову… О ужас! — он притащил медсестру. Адам, съевший злосчастное яблоко, едва ли чувствовал себя хуже.
— Видите, сидит совершенно криво, — квохчет док тор. — Чрезвычайно любопытный случай. Не пригодится ли вам для дипломной работы?
Теперь они оба стоят у меня за спиной. Он тычет меня в лопатку холодным пальцем.