– Скажи мне, зачем вот так вот делать? Все понятно – никому в области это дело даром не нужно. Это, похоже, им дали понять… Ну, так почему нельзя это просто сказать мне отдельно?! Да, хотели, как лучше – получилось, как всегда. Какие проблемы?! Ну, еще одним поганым фактовым делом больше. Мне вообще-то по-фигу: забрали бы его у меня или нет. Если бы забрали – дали бы что-нибудь другое, равнопоганое. Мне просто интересно – зачем так? И даже не во мне дело – мне плевать на эти их закидоны и визги. Но это же их самих характеризует – зачем так себя-то показывать перед всеми? Как будто никто еще не понимает, что они собою представляют. Объясни мне!
– Как раз для того, чтобы представляли, – вздохнув, сказала Надька. – «Я – начальник, ты – дурак». Чтобы не расслаблялись… Кстати, тебе они это еще припомнят – что ты про договоренность вслух сказала.
– Да – плевать… Как Костя говорит: «На хую я их вертел!»
Надька заржала:
– Ну, тебе это трудновато будет!
Тут уже заржала я.
Дверь резко открылась – мы обе вздрогнули и подавились смехом. Заглянул Костя – тут мы снова грохнули, еще громче, с облегчением.
– Вот молодцы, девчонки! – сказал Костя, проскальзывая в дверь и плотно ее прикрывая. – Вот это правильный настрой. Нас ебут, а мы крепчаем!
Мы с Надькой продолжали ржать. Я – уже на самом деле почти истерично, она – за компанию.
– Костя, кофе будешь? – сквозь смех спросила я.
– Да, нет, девчонки, спасибо – я попозже немного… Слушай, Танька, а что он на тебя в последнее время что-то наезжать стал?
– Понятия не имею, – я дернула плечами. – Очередь, наверное, подошла. У него, должно быть, какой-то список есть… – я опять стала давиться смехом, – вот он по нему и… От тебя же, вроде, отстал?
– Ну, это ненадолго. Он мне Бекмамбекову никогда не простит. Это сейчас я просто отстрелялся по мелким делам – пока нет до чего доебаться.
Кофе немного остыл, я взяла кружку обеими руками и, откинувшись на спинку стула, маленькими глотками стала пить, пытаясь смаковать вкус.
– Нет, ну, а правда, – продолжил Костя, – ведь сейчас тебя не за что взяли – и мордой в грязь! Сам ведь он перед областью прогнулся, когда забирал это дело, а как что-то не срастаться стало – я-не-я и жопа не моя! Ну, так, ведь – правильно я понял?
– Ну, похоже на то, – я пожала плечами.
– Татьян, а ты не думала никуда свалить отсюда?
– Думать – думала, – улыбнулась я. – Ну, куда я, Костя, отсюда свалю? Кому я где нужна? Я же делать-то ничего не умею…
Тут мне вспомнились мысли, которые мне пришли на совещании – про годы и перспективы – и мне снова погрустнело.
– Так, а батяня тебя, что, никуда не может устроить?
– Ну, если бы мог – я бы, наверное, здесь не сидела. Мне как бы и самой уже поднадоели все эти игры…
– Сюда же он тебя устроил…
– Кто? – я удивилась.
– Ну, тебя же сюда в свое время отец устроил, с его помощью?
– С чего ты взял?
– Ну, то есть – нет?
– Да, нет, конечно! Откуда вообще это взялось? Кстати, я от кого-то это уже слышала, причем давно уже.
– Ну, я тоже краем уха как-то слышал – не помню от кого…
– Да мне без разницы. Я вообще после института пришла к начальнику Сэ-У[2] – такая девочка-припевочка… Здрасьте, дяденька, а возьмите-ка меня на работу! Ну, он и взял, я в райотдел и пошла…
– А потом – сюда? – спросил Костя.
– Да. Вот, а потом меня сюда уже прежняя начальница Сэ-Че[3] перевела, но это совершенно ни от меня, ни то кого еще не исходило. Если я только чего сама не знаю?..
– Ну, может, я не так понял, – легко согласился Костя. – Значит, некуда тебе с подводной лодки деваться!
– Похоже на то…
– Но, я так понял – тебя, Татьяна, эти его выебоны не сильно трогают?
– Ну, а если бы они меня сильно трогали – что-нибудь изменилась бы?
– Тань, ну ты прямо – женщина-философ!
– За «женщину» – спасибо!
Мы опять поржали, уговорили-таки Костю на кофе, он сходил к себе, принес печенье, и мы стали пить кофе втроем.
– Я вот даже сам иногда думаю, что бросать эту работу надо к чертям собачьим, – говорил Костя, – только постоянно себя уговариваю, что до пенсии уже всего-ничего осталось, что нужно продержаться…
– А сколько?
– Три года еще.
– Ну, а мне-то – гораздо больше, – сказала я.
– Но и такое обращение тоже терпеть…
– Да дело в том… Меня-то это раньше как-то вообще не касалось.