Студентам шестого курса, на котором учился Ветров, вскоре предстояло разъехаться на практику. Борис должен был отправиться в небольшой городок Средней Азии.
— Боря,—говорили ему друзья,—тебе нельзя сейчас отлучаться из города. А если найдется Лариса? Как она перенесет смерть родителей? И вообще, кто заменит ей отца и мать?
— Не могу я оставаться,—отвечал Ветров.—Хочу уехать куда-нибудь подальше, хоть немного забыться... Я уже не верю, что Ларису найдут. Разве что произойдет чудо...
— Нужно надеяться,—твердили товарищи.—Ведь в милиции еще не сказали ничего определенного.
В конце концов Ветров соглашается: да, надо надеяться.
Товарищи Бориса по курсу уговаривали его обратиться в ректорат института с просьбой, чтобы его оставили практиковаться в городе. Хотели даже направить целую делегацию. Ветров, уступив уговорам, пошел к проректору сам.
Проректор, профессор Петряков, отнесся к просьбе Ветрова очень внимательно.
— Мы обязательно что-нибудь сделаем для вас,—сказал он.— Правда, возможно оставить в самом городе не удастся, но попробуем устроить вас на практику в области. Например, в районе, где, кажется, находится ваша дача. В Быстрице, так?
— Да,—кивнул Борис.
Петряков был осведомлен, где пропала сестра Ветрова.
А поиск Ларисы продолжался. Так как в области не удалось обнаружить ни девочку, ни ее труп, милиция объявила всесоюзный розыск.
В начале октября Борис женился на Ольге Каменевой. И хотя со дня смерти его родителей прошел всего месяц, никто не осуждал его: родные и друзья понимали, как трудно вынести горе в одиночестве. К тому же на плечи Бориса свалилась масса дел и забот по дому и даче. И год предстоял ответственный — преддипломный.
Ольга переехала жить на городскую квартиру Бориса. Знакомые, бывая у них, видели: молодая женщина делала все для того, чтобы он поскорее оправился от пережитого.
Вместе они разбирали бумаги и документы, оставшиеся от родителей. И как-то наткнулись на пожелтевший от времени листок. Это была выписка из истории болезни № 1062. В ней говорилось, что в 1943 году Александр Карпович Ветров находился на лечении в Свердловской психиатрической больнице с диагнозом «шизофрения».
Ветров-младший представил выписку следователю Рудковскому.
— Когда-нибудь раньше вы этот документ видели?—спросил следователь,
— Нет, никогда. Родители, по-видимому, не хотели, чтобы я знал о болезни отца,—ответил Борис.
Рудковский приобщил выписку к делу. То, что Ветров-старший действительно страдал психическими заболеваниями, теперь было подтверждено документально.
Итак, на основании заключения судебно-медицинской экспертизы, подтверждающего, что Александр Карпович мог убить жену, а затем выстрелить в себя, и принимая во внимание болезнь Ветрова-старшего, которая привела его к убийству жены и самоубийству, следователь вынес постановление о прекращении уголовного дела.
Когда об этом известили официальным письмом Бориса, он, читая его жене, не без сарказма заметил:
— А еще юристы! Смотри, как неграмотно написано: «Дело о самоубийстве ваших родителей прекращено»...
— А как надо?—спросила Ольга.
— Надо было так: «Дело об убийстве жены и самоубийстве...»
Многих взволновала трагедия в семье Ветровых. И хотя дело было прекращено, в прокуратуру поступали письма, в которых выражались сомнения в том, что Александр Карпович убил жену и себя. Однажды раздался телефонный звонок в кабинете заместителя прокурора области. Какая-то женщина, не пожелавшая назвать себя, коротко сообщила:
— Ветровых убили. Ищите получше!—и бросила трубку.
Зампрокурора решил еще раз ознакомиться с делом. Взяв его из архива; скрупулезно, лист за листом, изучил его. Сомнения, высказываемые в письмах, охватили и его. В частности, он понял, что осмотр места происшествия после обнаружения трупов Ветровых был произведен поверхностно. Имелись разногласия в показаниях свидетелей — соседей по даче. Но главное— с самого начала Рудковский фактически разрабатывал только одну версию— версию самоубийства Ветрова и убийства им жены.
Было решено отменить постановление о прекращении дела. Посоветовались с вышестоящим руководством. Была создана следственная группа во главе со следователем по особо важным делам Владимиром Георгиевичем Гольстом, приехавшим из Москвы.