— Вы замужем?
— Да как сказать... Замужем в общем, но не зарегистрированы.
— А что так?
— Муж был женат до меня, но там у него не ладилось, ушел он. И вот живем, уже четыре года живем. Жаловаться не могу: спокойный, не пьет — так, возьмет четвертинку, и на весь выходной хватает.
— Почему же не регистрируетесь?
— С жильем проблема. Он не хочет оттуда выписываться, чтобы жилплощадь не потерять, и не подает на развод. Вот будем думать.
— Какие драгоценности были в доме?
— У кого, у нас?
— Да нет, у сестры.
— Не помню, к чему мне их драгоценности считать. Украшений у Анны Ивановны было много, не меньше трех перстней надевала за раз. Леля все это не носила, стеснялась, не для нее это.
— Как вы думаете, могла сестра впустить в дом незнакомого человека?
— Ой, вряд ли.
— Значит, это дело рук кого-то из знакомых?
— Откуда мне знать? При Анне Ивановне дом был как проходной двор, двери не закрывались. А потом народу стало поменьше, в основном приходили из кружка. Скоро Леле это надоело: еле успевала полы подтирать, да и давление, а они шумят, бренчат. В последнее время спокойнее стало.
— У сестры были друзья, подруги?
— Да как сказать... Знаю, что одна подруга была, с детства еще, Когтева Любовь. А больше не знаю.
— Из мужчин знакомые были?
— По-моему, только те, которые к Анне Ивановне приходили. О других она мне не говорила.
— А может, у нее были планы на замужество?
— Никого у нее не было, уж это Анна Ивановна постаралась. Купила ее добром, чтобы сиделка была на старости лет.
— Кто чаще всего приходил в дом вашей сестры?
— Да эти, из кружка. Их человек шесть: Пашка Михнюк, остальные девицы — Соня, Катя, Нина Буторина, Ирка —всех их не помню.
— А что из себя представляет этот, Михнюк?
— Теленок, ко всем ластится, всех обцеловывает. Так, непонятно, мужик — не мужик...
Дело № 23385.
С уверенностью ревизоров Усков и Веник обходили цветочные ряды колхозного рынка. Приценивались, походя обсуждали конъюнктуру. Подошли к прилавкам с посадочным материалом: семена, луковицы, рассада.
— Смотри-ка, сколько их здесь, Веник, — завистливо отметил Усков. — Это же какой резерв! Вот барыги, вот барыги? Плохо работаем, Веник, плохо.
Лицо Ускова неожиданно посуровело. Узнав одного из своих клиентов, он рванулся к прилавку.
— Торгуем, хозяин? — спросил вкрадчиво. — И почем сортосмесь?
— Это, —объяснил продавец рассеянно, показывая на кучку луковиц, — 25 копеек, это — 15.
— Кучка?
— Штука, ты что! — возмутился хозяин и... узнал Ускова. г— Ах, это вы, здравствуйте, — сказал смущенно.
— Здравия желаем. А как же насчет соглашения? Что ж, так и будем наживаться на благодатной государственной почве, в смысле земле?
— Да вы долго не приезжали, вот я и решил...
— Будем регистрировать, — произнес Усков решительно и угрожающе.
— Не надо регистрировать. Я вот допродам и больше не буду.
— В последний раз, хозяин. У меня ведь терпение не железное, я могу сорваться. Пошли, Вениамин Агафонович.
А следом за Усковым и Веником вдоль цветочных рядов продвигался странный человек в белой кепке. Подошел к прилавку с посадочным материалом.
— Почем лук? — поинтересовался.
— Это луковицы тюльпана, — обиженно ответил продавец.
— Тогда почем луковицы? — поправился человек в белой кепке.
— Это, — показал продавец на кучку, — 25. копеек, это—15.
— Фью, — присвистнул человек, — дороговато... А. почему такая разительная разница?
— Это луковицы первого разбора, это — второго.
— Ага, теперь ясно, так бы сразу и сказал. Тогда одну. — первого и одну — второго.
Рассчитавшись, странный человек в белой кепке ловко про-жонглировал купленными луковицами и спрятал их в карман.
В торговом зале цветочного магазина «Природа» тот же человек подозрительно внимательно знакомился с цветочной продукцией. Ходил вдоль прилавка, рассматривал ценники, что-то соображал, подсчитывал про себя. Подошел к прилавку с цветочным посадочным материалом: семена, луковицы. Покопался в луковицах, взял одну, вторую, пощупал, помял.