— Это что же, задаром украшали?
— Да нет. Мы ж как проклятые мотались, от зари до зари. Имели, конечно.
— А почему вы все в прошедшем времени?
— Чувствую, что больше не разрешите.
— Правильно, не разрешим. Ну так сколько же «имели»?
— Нормальная зарплата. Со сверхурочными...
— А точнее?
— Я не понимаю, ей богу! Опять что-нибудь не так? Мы же не тунеядцы какие, ей богу, ведь от зари до зари...
— По какой цене вы закупали луковицы?
— По всякому было. Кто как продаст. Пятнадцать-двадцать копеек...
— А сдавали?
— Почти так же, ну чуть-чуть дороже, чтобы труды окупить.
— Усков, давайте не будем темнить. Вы закупали луковицы по десять копеек за штуку, а сдавали в общество по двадцать копеек. Разницу делили с Бурдиным и Симониным. Ваши закупочные квитанции — подложные. Вот показания ваших клиентов-поставщиков.
— А... ну, а ну, — Усков заинтересованно углубился в чтение протоколов. — Действительно, чего же скрывать, согласен. Коммерческое посредничество, статья 153 УК РСФСР, до трех лет лишения свободы или ссылка.
— Да нет, вы ошибаетесь, — поправил Петрушин, — хищение.
— Гражданин следователь, это вы ошибаетесь! Я не должностное лицо, а частное.
— Для частника предусмотрен особый случай — соучастие. Соучастие в хищении в особо крупном размере. Статья 93-прим УК.
— Вышка?! — с ужасом прошептал Усков.
— Это дело суда.
— Как же так, — бормотал Усков, — не может быть, мне же говорили, я же узнавал... Максимум, говорили, коммерческое посредничество...
— В таких делах легко ошибиться, — посочувствовал Петрушин.
— Это что же, мотался, рвал жилы — и все хищение? А за работу мою ничего не полагается? Сколько моим луком-цветами городов усеяно, и все хищение? Много денег получал?.. Так они же сами шли, из ничего, можно сказать. Я их ниоткуда не воровал, мне столько и не надо было, они вон все целые почти. Мне дело нужно было, чтобы кипело, чтоб от зари до зари, чтоб сам все — головой, руками... Почему же так легко все было, если это воровство? Надо, чтоб трудно было, я бы и не стал. Просто обидно даже: так хорошо работалось... И пользу видел. А что цветы не того сорта, так все равно ведь цветы. А так бы совсем без цветов. Лучше, что ли, совсем без цветов?
По большому городу ехал грузовик. Было чудесное раннее утро. Лучи солнца играли, дробились, искрились на мокром, умытом асфальте. В кабине рядом с водителем сидел грустный-прегрустный Веник с потасканным чемоданчиком на коленях. Выехали за город, помчались полями. Вот Веник беспокойно заерзал, высунул голову в открытое окно кабины, внимательно всматриваясь в окружающее пространство. Прозжали поле, где он с Усковым сажал цветы. Чахлые редкие всходы. Сломанные ветром головки тюльпанов пожухли, побурели, не успев распуститься.
Дело № 23561.
— Вы обвиняетесь в том, что 5 июля 1977 года совершили умышленное убийство из корыстных побуждений Ведниковой Елены Ивановны и похитили принадлежавшие ей ценности, то есть совершили преступление, предусмотренное статьей 102, пункт «а», УК РСФСР, — огласил Петрушин постановление и, немного помолчав, добавил, — кроме того, ранее вы совершили кражу золотой броши с янтарным жуком, принадлежавшей гражданке Ведниковой, что подпадает под признаки преступления, предусмотренного статьей 144, частью первой, УК РСФСР.
Сапогов тупо смотрел на Петрушина, кажется не улавливая смысла страшных слов.
— Признаете ли вы себя виновным полностью, частично или не признаете?
Сапогов молчал. Петрушин повторил вопрос. Сапогов молчал. Наконец медленно сбрасывая оцепенение, помотал головой, словно убеждаясь, что она на месте, и угрюмо выдавил:
— Не признаю.
Потом, прокашлявшись, как бы со скрытой иронией глухо добавил:
— Признаю кражу брошки.
— Распишитесь, что признаете частично, — предложил Петрушин, протягивая ручку.
— Не буду.
— Ваше дело, — вздохнул следователь. — Показания по существу обвинения давать будете?
— Не буду, — буркнул Сапогов.
— Хорошо, так и напишем: «От дачи показаний отказался».
— Все равно не поверите.
— Почему вы так считаете? Скажете правду — поверю.
— Не надо, гражданин следователь,— поморщился Сапогов.— Я знаю ваши порядки. Делай свое дело, а я помолчу покамест—может, что и вымолчу, всяко бывает.
И тут Петрушин вспомнил, вспомнил ясно и отчетливо. Нажав на кнопку и попросив увести Сапогова, он не спеша вышел из следственного изолятора, прошелся по улице, подышал воздухом. Куда торопиться, зачем? Это от него уже не убежит. Сегодня он не пойдет в Средний Каретный. Завтра, пожалуй, а может быть, послезавтра — в общем как дела позволят. Вечером Петрушин не выдержал и позвонил из дома Красину.