Выбрать главу

Многие месяцы дом Яакоби стоял пустой и выжидающий. Розовые кусты разрослись, как колючий плющ, их цветы завяли и дурно пахли, а в шипах запутались трупики мышей и ящериц. Стрелы страстоцвета добрались до веранды, обвились вокруг водосточных труб и, в конце концов, проросли сквозь приоткрытые ставни на окнах, проникнув в комнаты. Как в любом заброшенном месте, дремучие заросли пырея и степной акации заполонили двор, пока полностью не скрыли под собой обуглившиеся остатки курятника. Живая изгородь превратилась в неприступную глухую стену, в которой шипели ужи и терзали свою добычу одичавшие кошки. Банды крошечных убийц — ящериц и пауков, богомолов и хамелеонов нашли свое убежище меж буйно разросшихся ветвей. Непрерывный шорох доносился из-под подрагивающих ветвей, и не раз, когда какой-нибудь деревенский ребенок пытался достать из зарослей, окружавших дом Яакоби, улетевший футбольный мяч, он с громким криком отдергивал руку, укушенную, либо ужаленную, либо и то и другое вместе.

Некоторые деревенские жители уже подумывали поджечь эти заросли с их недружелюбными обитателями, как вдруг однажды, в один из знойных летних полдней, со стороны дороги послышался далекий гомон большого количества певчих птиц, медленно нараставший по мере приближения.

Люди и скот останавливались, удивленно поводя головами и прислушиваясь. Звук, столь чуждый, столь пленительный и сладкий, все приближался, нарастая. Понемногу стали уловимы и другие звуки, сопровождавшие птичью симфонию, — мученический скрип пружин, стук клапанов и старческий кашель мотора, порастратившего былые лошадиные силы.

И вот наконец, весь окутанный клубами пыли, на дороге показался длинный, зеленый, чрезвычайно обшарпанный грузовик. Он раскачивался из стороны в сторону и походил на плывущий через поля корабль.

На водительском сидении возвышался сорокалетний грузный мужчина с копной белоснежных волос и кожей нежно-розового цвета, какая бывает у новорожденных мышат, вывернутых плугом на поверхность земли. Он был облачен в поношенный черный костюм с лоснящимися замшевыми заплатками на локтях, а глаза его были надежно спрятаны за парой огромных темных очков.

Фургон грузовика был заставлен клетками, битком набитыми канарейками, восторженно распевавшими свои песни, как дети, выехавшие на загородную прогулку.

— Судьба, Зейде, не преподносит неожиданностей, — сказал мне как-то Яаков, — она все тщательно обставляет, подает знаки и подсылает шпионов. Но мало кто умеет читать эти знаки и способен распознать посланника.

Странный незнакомец проехал прямехонько к запущенному дому Яакоби и вообще производил впечатление человека, который точно знает, что ему нужно. Затормозив, он надел на голову широкую соломенную шляпу и выпрыгнул из кабины. Писк и шорохи, постоянно разносившиеся из дремучих зарослей покинутого двора, враз стихли. На несколько мгновений незнакомец снял свои защитные очки, под которыми оказалась пара совершенно розовых глаз, обрамленных белыми, пушистыми, как одуванчики, ресницами, беспокойными и быстрыми, и поспешил водрузить очки на прежнее место. Гость был невысок ростом, рыхловат, с ярко выраженным вторым подбородком, улыбался располагающе, однако, несмотря на это, внешность его пугала и отталкивала. Он спустил с грузовика клетку за клеткой, занес птиц в дом и закрыл за собой дверь. Дверь еще не успела захлопнуться за ним, а с задней стороны двора, словно по мановению волшебной палочки, уже потянулись испуганные вереницы сороконожек, тарантулов, молодых гадюк и прочей мерзости.

— Потому что звери все чувствуют, — говорил Яаков. — Гораздо сильнее, чем люди. Как-нибудь я расскажу тебе про корову твоей матери и о том, как она умела чувствовать.

Только после того, как солнце исчезло за горизонтом, альбинос вновь вышел из дома во двор и окинул хозяйским глазом свои новые владения. Он вытащил из ящика в грузовике косу и камень, на удивление ловко заточив изогнутое лезвие. Плавными и округлыми движениями, неожиданными для его грузного тела, альбинос скосил сорняки и сгреб их в аккуратную охапку на заднем дворе. Затем он вытащил из нагрудного кармана жестяную коробку «Плейерс», зажег сигаретку, с видимым наслаждением вдохнул дым, но спичку не потушил, а вместо этого щелчком направил ее прямо в центр груды сложенных сорняков. Сухой кустарник и колючки воспламенились с громким, радостным треском, отбрасывая красные отблески на лица любопытствующих. Вскоре все разошлись, а неутомимый альбинос все работал и в ту, и в следующую ночь. Он подстриг зеленую изгородь, вырубил с корнем побеги страстоцвета, срезал розы Яакобихи и привил к черенкам новые сорта.