Стоп. Удавить? Убийца? Труп? Да я же бессмертна!
Какой, к чёрту, убийца! Кто станет пытаться умертвить бессмертного демона посредством банальной бытовой бечёвки - пусть и весьма толстой, но даже толком не намыленной? Бред какой-то.
И всё же... У меня есть не только верёвка. У меня ещё есть шея, на которой она держится. У меня есть кожа, которая местами ободрана и саднит. Есть волосы, в которые уже набилась старая хвоя и кусочки сухих прошлогодних листьев. Есть пальцы с ногтями, переломанными от тщетной борьбы с узлом...
И тут я вспомнила всё.
Пункт «бэ». «Заключить демона Натанаэль в физическое человеческое тело, изъятое в соответствии с предусмотренным законом порядком»...
В отчаянной, безнадёжной попытке я рванулась прочь из своей камеры. Как они могут, это же противоестественно, они не имеют права издеваться над самой моей природой! Я создана для полёта!... Не вышло даже рывка. Я была не просто заперта внутри этого нового, чуждого мне организма. Я была впаяна в него намертво. Я была растворена в нём, как золото в царской водке. Моя эфирная субстанция пропитывала его волокна, нервные стволы и мышечные веретёна, каждую его клеточку, как краска пропитывает бессчётное множество переплетающихся нитей в куске ткани. Я даже не могла, как уже привыкла делать, спрятаться в «кладовые души», чтобы отгородиться от неприятных внешних обстоятельств. Их здесь и не было, этих кладовых, как не было и самой души. Были только два предмета: «изъятое в соответствии с предусмотренным законом порядком» тело и я, равномерно рассеянная по всему его объёму.
И тогда я снова села на землю у древесных корней, на толстый мягкий слой мёртвых листьев, холодных и влажных, уже не обращая внимания на болезненность ушибленной «пятой точки», и завыла, в унисон со всеми лесными обитателями, завыла в глухую, беспросветную тьму, которой обернулась вся моя бесконечная бессмертная жизнь... Вместо высокого мелодичного завывания, на которое я втайне рассчитывала, из моей травмированной гортани вырвалось булькающее сипение, больше всего похожее на предсмертный вопль крупной змеи, придавленной булыжником... И в этом они меня уели, даже в этом!
...А потом я шла, вытянув перед собой руки, чтобы не наткнуться на какой-нибудь незаметный сучок. А все неровности почвы, все шишки и жёлуди впивались в мои босые ступни, вынуждая снова шипеть и тихо материться. Почему-то материлась я тихо, и вовсе не от повреждений голосового аппарата, а скорее всего в силу своей законченной интеллигентности, не позволяющей громко выкрикивать бранные выражения даже ночью посреди глухого леса.
Может быть, тело помнило путь, коим его привели сюда на заклание. А возможно, во мне сохранились жалкие остатки былой интуиции. Как бы то ни было, но довольно скоро я выбралась на дорогу. И потопала в сторону того её конца, где маячил более широкий просвет меж стволами.
С тех пор минуло часа три. За моей спиной последовательно разворачивалась, в полутонах и переливах, величественная панорама рассвета. Как-то машинально я вышла на размеренный ритм строевого шага и даже тихонечко командовала себе: «Раз... Раз... Левой...». Так, почти не глядя по сторонам, я прошла через сонную деревушку, не встретив ни единой души.
Уже на выходе из селения я опомнилась и обрадовалась, что меня никто не видел. Потому что верёвочная петля, до сих пор украшавшая мою шею, смотрелась слишком уж вызывающе. А я как-то совсем про неё позабыла.
При свете дня - то есть, утра, - распутать узел оказалось довольно просто. Жалкий разлохмаченный кусок бечевы бессильно обвис у меня в руке. Первым порывом было зашвырнуть его с глаз долой. Но, подумав, я всё же засунула его в карман платья. Улика, всё-таки. Возможно, ещё понадобится.
После деревни потянулась полоса пашен, за которыми смутно маячили очертания какого-то нового, довольно крупного, поселения. Больше всего оно походило на настоящий город. Что ж, в городе будет легче устроиться на первое время. Там всегда полно бездомных бродяг, одним больше, одним меньше, никто считать не станет...
Я брела по пыли. Сбитые и стёртые ноги ныли, не переставая. Немного отвлекал внимание от боли только размеренный ритм ходьбы. И угораздило же эту несчастную забраться в лес босиком! А может, она потеряла обувь, когда убегала от убийцы? Невзирая на пригревающее спину солнышко, от таких мыслей меж лопатками пробежал мороз, и всё туловище передёрнулось.