– Ты знаешь, мне всегда хотелось взлететь и долететь до горизонта, попытаться лететь с большей скоростью, чем он от меня удаляется… Глупо, да?
– Нет, не очень. Я часто летаю за горизонт, в детстве мне казалось, что все люди это делают.
– И что ты там видишь?– спросила она с интересом.
– Разное, знаешь ли… Я бы вообще не ставил так вопрос.
– А как? – не отставала она.
– Ну, не знаю… Понимаешь, мне проще научить летать, нежели объяснять, что я там вижу.
– Ой, научи меня!! – она заулыбалась и захлопала в ладоши, как ребенок.
– Сейчас не время, – отрезал он.
– А когда?
– Не знаю, но полдень для этого, во всяком случае, не особенно пригоден. И вообще, сейчас лучше бы заняться чем-то более приземленным. Вот, помой посуду, например…
– Ты никогда не воспринимаешь меня серьезно!– обиделась она и отвернулась.
– Что ты, я правду говорю, разве ты сама не чувствуешь?
– Ладно, – ответила она и обреченно пошла к раковине.
Кран заскрипел тугой резиной, и зажурчала вода, разбиваясь множеством капель и струй о гору немытой еще со вчера посуды. Какое-то время она молчала, разбавляя тишину звуками трущейся металлической мочалки и посудным звоном. Он сидел и что-то зашивал из своего снаряжения, к ремонту которого не подпускал никого, затем как-то, между прочим, спросил:
– Ты видела когда-нибудь картины, где бы имелся глубокий дальний план?
– Да, конечно! Айвазовский, например? – ответила она, повернувшись.
– Не только. Точнее, Айвазовский сам по себе, может, и хорош, но в смысле того, что я имею в виду, он безнадежно плох. По-моему, во всяком случае.
– Что же тогда годится? – спросила она заинтересованно.
– Многие, вообще-то. Питер Брейгель, Леонардо, Дали, Рерих, в общем – многие. Что по-твоему их объединяет?
– Ничего, – ответила она уверенно.
– Абсолютно?
– Абсолютно.
Он оторвался от шитья и посмотрел на нее так, будто смотрел куда-то вдаль, на какую-то точку за ее спиной.
– А ну-ка, посмотри на море, которое ты нашла, еще разок.
– Прям сейчас?– удивилась она.
– Немедленно! – скомандовал он.
Она послушно подошла к окну.
– Ну и что? Вон оно…
– А теперь представь, что между домами не море, а картина моря, скажем, в моем исполнении.
– Ой, может, не надо о грустном!– она улыбнулась.
– Перестань! И скажи: что общего между, теперь уже моим творением, и произведениями вышеозначенных гениев?
– Опять ничего.
– Врешь! Нет, я бы поверил тебе, если бы перед этим ты не стала бы мне говорить по поводу полетов, или, может, ты тогда соврала?
– Точно, – едва слышно проговорила она, – Нет, точно!! – она уже кричала, – Тянет!
– Ага, ну вот ты и поняла! – сказал он удовлетворенно.
– Точно! Тянет за горизонт!!! Как я раньше-то этого не видела?
– Молодец, а я думал, ты у меня совсем дура! – сказал он как-то, между прочим.
– Спасибо! – ответила она и поджала от обиды губы.
– Не обижайся, – ответил он мягко, – это цитата из классики.
– Иди к черту со своими цитатами! Слушай, а что мне с этим делать?– вдруг спросила она.
– С чем?
– Ну, с этим разговором, естественно.
– Как что? Теперь ты знаешь, как летать, – констатировал он.
– Ни черта я не знаю! – она даже мотнула головой в знак несогласия.
– Да, похоже, я поспешил с классической похвалой. Ладно, теперь тебе надо найти свое время и место.
– Замечательно! А что значит «мое время и место»?
– Ну, в, общем-то, им может быть и эта кухня. По существу, это место, где происходит твоя реализация. Прорыв, если хочешь. Мне кажется, что такое место должно быть где-то в горах, где далеко видно. Знаешь, сядешь так где-нибудь на обрыве, и дух захватывает, горизонт как будто на другой планете, так далеко. Вот сядь и устремись туда, куда ты хочешь лететь, и все получится.
– Врешь! – отрезала она.
– Как скажешь,– пожал он плечами.
– Ну ладно, допустим. Слушай, а скажи, почему я раньше там моря не видела?
– Да мало ли чего ты раньше не видела!
– Нет, ну, брось! Это окно – мое любимое место во всей квартире. Я здесь часто стою…
– Что ты хочешь от меня услышать? – спросил он, глядя прямо ей в глаза.
– Ты отвечаешь, как будто отбиваешься, ты не находишь? – спросила она с некоторым вызовом.