– Вот это да… – подумал Зэв. – Выходит, что все то, что мне доводилось читать прежде на подобную тему, было такой же липой?! Что же мне делать? Искать правды, понятно, бессмысленно… Оставаться тут… Что я могу? Я ведь даже языка толком не знаю…
Он встал, купил еще бутылку воды и зашагал к окраине города. Здесь, прямо у обрыва начиналась каменистая пустыня – большое желтое море с волнами холмов, раскинувшееся до самого горизонта. Здесь было приятно посидеть, хотя именно здесь часто накатывали неуместные мысли о вечности и покое. Отдохнув немного, Зэв встал и двинулся вперед. Он знал, что идти по тропе, сбегающей вниз опасно, что она пролегает через Фракийское селение, где его попросту могут забить камнями. Но даже если он и пройдет через деревню, то к ночи окажется в пустыне, где полно волков и после захода солнца становится так холодно, что можно замерзнуть даже летом. Однако все это уже не имело значения. Обрыв на окраине города, словно лезвие, отрезал прежнюю жизнь, в которой уже, увы, не было места новым событиям.
Зэв шагал через фракийскую деревню, ощущая удивительную пустоту. Он не чувствовал не то, что страха, но даже малейшего беспокойства. Он, еще на обрыве, выбрал себе как направление довольно яркую красную звезду и просто шел к ней. Все остальное: крики, суета, чернеющее все больше небо, как-то растворилось в иных слоях бытия, будто возня муравьев или беличьи бои, которые по обыкновению человек просто не видит. Фракийцы, видимо, опешили от появления столь неожиданного гостя, и потому не тронули его, хотя, кое-кто в толпе и держал наготове камни и палки. Кое-кто показывал на Зэва пальцем и перешептывался с остальными. Тем не менее, несмотря на абсолютную незащищенность Зэва, толпа расступалась и он все шел и шел, безразличный и спокойный, словно одинокий носорог посреди бескрайней саванны. Довольно скоро он достиг уже края деревни и тогда заметил, что несколько человек все же увязались за ним. Кто-то бросил в след камень, но не попал, а затем все и вовсе закончилось: преследователи вернулись обратно в деревню, а Зэв, по-прежнему, шел к выбранной им красноватой звезде, не глядя под ноги и вообще разбирая дороги.
*** *** ***
Зэв очнулся от духоты и от того, что в горле отчаянно саднило, словно по нему прошлись наждачной бумагой. Он привстал на локте и огляделся. Это было что-то похожее на палатку, но без пола, метров семи в длину, и, пожалуй, трех в ширину. Палатка была сделана из какой-то темной, явно промокаемой ткани, что, в общем, большого значения здесь не имело, ибо дожди выпадали от силы два-три раза в год. По периметру были расставлены лавки и лежанки, а у самого входа, посередине был сделан очаг, на котором стоял уже, видимо, холодный, сильно закопченный чайник. Постояв на локте несколько секунд, Зэв вдруг почувствовал, что палатка начинает вертеться, и страшная тошнота подступила к горлу. Он упал на лежанку и стал глубоко дышать.
Воздух совсем не освежал, он был жаркий и какой-то вязкий, в висках стучало, и еще очень сильно саднило горло. Тогда он вспомнил, как учитель бушидо учил охлаждать тело. Зэв свернул язык трубочкой и стал равномерно дышать: три удара пульса – вдох – четыре – выдох, пять – вдох – семь – выдох… Стало заметно легче. Он развернулся на живот и увидел подле лежанки глиняный кувшин с водой. Жажда возникла как воспоминание, и сразу резко, неистово захотелось пить. Он рывком сел и, схватив кувшин обеими руками, стал глотать тепловатую воду. Осушив кувшин наполовину, он упал на лежанку, хрипловато откашлялся и, тяжело дыша, заснул. Силы куда-то подевались, словно растворились, и их жалких остатков хватало только на то, что бы садиться, подносить ко рту кувшин и пить, а после снова накатывал кошмар, и Зэв проваливался в мир тяжелых, не приносящих отдыха сновидений. Ночью, когда опускался холод, ему снились прохладные фонтаны, бассейны в тенистых садах, а днем все сознание затмевало красное марево и тело мучили тысячи злых черных птиц, прилетающих бог весть откуда, именно затем, чтобы мучить.