– Ты, кстати, как в пустыне оказался? – спросил Руф, снимая чайник с огня.
Зэв в нескольких словах рассказал.
– А, ну понятно… Я, кстати, уверен, что тот дебил бежал с ножом не на тебя, а на какую-то из теток в толпе. На мужчин они обычно не нападают, по крайней мере, в одиночку. Только на женщин и детей и всегда, заметь, со спины. Так что, чью-то жизнь ты действительно спас, а может и не одну.
Руф разлил чай по маленьким стаканчикам, и вложил в каждый из них листик мяты.
– Пей!– сказал он Зэву, – и не думай обо всем этом. Пусть они думают,– он махнул рукой в неопределенном направлении.
– Как же не думать? Мне ведь теперь семь лет надо будет где-то скрываться…
– Ну… я тебя не гоню, живи, сколько нужно. Захочешь – будешь помогать мне с козами. Тогда вообще хорошо, может, я тебя даже еще и женю. А про то, что мы говорили – не думай. Осознание равновесия – основа смирения. А смирение – краеугольный камень счастья. Когда понимаешь что к чему, ни на какие подвиги уже не тянет. Хочется отвернуться от всех и сказать: когда вы, наконец, нажретесь этими вашими деньгами? Что еще в мире есть такого, чего бы вам не хотелось сожрать?
В общем, я уже давно успокоился, умерил свой пыл и, когда это случилось, действительно пришло счастье. Большое, – Руф широко развел руками, – словно эта пустыня и такое же солнечное. И потому я уже вряд ли отсюда куда-то поеду, – сказал он, прихлебывая чай.
– Да и зачем? У меня есть для жизни все: семья, хозяйство, и главное – много времени для размышлений. А понять мне еще нужно о-го-го сколько…
Ладно, ты выздоравливай, давай, воду пей понемногу, но часто, а я пойду коз доить.
Руф вышел и задвинул полог палатки, а Зэв снова тотчас повалился на лавку и заснул.
** ** **
На утро он проснулся совсем уже здоровым. Солнце еще только тронуло горизонт, но Руфа в лагере уже не было. По клубящейся пыли, почти на склоне гор, было видно, что он гнал коз к перевалу. Тогда Зэв взял висящую на палаточной опоре флягу, обмотал голову какой-то накидкой, и двинулся на восток, помогать Руфу с его козами.
Hopetown, 2010
Плененный дьявол
(Аркан XV)
Джеф попытался перевернуться на другой бок, но это оказалось очень больно. Он тихо застонал и приоткрыл глаза. За окном была ночь. Вернее сказать, что за окном простиралась полная, кромешная тьма, а по окну тихо-тихо стекали капли, и вообще тишина была почти неправдоподобной, словно бы в батискафе.
– Наверное, сейчас часа четыре утра…– подумал он и все-таки, кряхтя и постанывая, перевернулся.
Как ни странно, но шея болела меньше всего. Зато все остальное было словно налито жгучим, тяжелым свинцом, а в голове ухал, отдаваясь рвущими ударами в висках, тяжелый колокол.
– Да что ж такое…– он снова простонал, и попытался перевернуться на живот, однако это оказалось невозможным: мешали какие-то трубки, подключенные как слева, так и справа.
– Осторожно, прошу вас, раздался откуда-то довольно неприятный скрипучий голос.
Джеф замер. Он, то ли не пришел еще в себя, то ли действительно умер, а, следовательно, тут, по ту сторону бытия, уже должно быть все по-другому, и звуки, в том числе, должны слышатся как-то иначе.
– Если хотите, я помогу,– снова раздался тот же голос, – но думаю, что вам все-таки лучше не вертеться. Обязательно что-нибудь зацепите, не дай бог, конечно.
– Где вы? – еле слышно прохрипел Джеф.
– Да здесь я, здесь, не волнуйтесь так.
Незнакомец, видимо встал, и Джеф через секунду увидел перед собой склоненного, довольно темнокожего человека в черном костюме и темной рубашке с пасторской белой вставкой в воротнике.
– Кто вы? – его голос опять прозвучал еле слышно.
– Моя фамилия Шетани,– незнакомец явно уловил взгляд Джефа, который рассматривал его пасторский костюм,– и я, кроме всего прочего, как вы, наверное догадались – пастор, вернее – настоятель в церкви святого Фомы, что неподалеку отсюда.
– А что вы тут делаете? И нельзя ли мне немного воды?… в горле совсем… – он не договорил.
– Разумеется, – Шетани прошел к столику у окна, заваленному старыми журналами, каких бывает полным полно в любом приемном покое или же в парикмахерской. Там же стояли несколько пластиковых бутылок с минеральной водой. Человек в черном с хрустом крутанул белую пробку на одной из них и, налив содержимое в белый пластиковый стакан, поднес Джефу.