– Ну, сами теперь видите, какой я важный, – проскрипел старик. – впрочем… и что же? Ну вот, вы увидели.
– Не знаю…– Тит был уже просто в ужасе. Выстроенные им замки, висячие сады и колоннады падали и рушились как при десятибалльном землетрясении. Вот ушел в гигантскую пропасть разбитый им парк с фонтанами и статуями, вот рухнула и превратилась в пыль главная башня с маяком… Каждое сказанное стариком слово или предложение было словно новый чудовищный подземный толчок, который безжалостно обращал в прах все ажурные постройки, выполненные таким долгим, тщательным и многолетним трудом.
– И все-таки, чего вам угодно? – спросил старик каким-то совсем уж формальным тоном.
Тит вдруг заметил, что он пытается куда-то пристроить букет цветов, купленный для тети Лины, и ему это не удается, и получается, что он лишь перекладывает букет из руки в руки да вертит им словно веником туда-сюда:
– А где тетя Лина? – спросил Тит, – это я ей цветы вот… хотел подарить…
– Не знаю, друг мой, – ответил старик. – Уже десять лет как не знаю.
– Как так?
– Да просто. Она ушла от меня, когда грянул кризис, к какому-то не то юристу, не то доктору. И более я ее судьбой не интересовался.
– А дети?
– Детей она забрала с собой. А по суду мне запретили с ними встречаться. Впрочем, они уже взрослые и им суд со мной встречаться не запрещал. Я же их с тех пор и не видел, а потому также ничего не могу сказать и относительно и их судьбы.
Тит был совершенно сбит с толку.
– Как же так?..
– Да вот так.... молодой человек. Все это сильно сломало во мне что-то, и когда кризис отступил, я уже подняться не смог. Прошу прощения, у вас сигаретки не найдется?
– Да, конечно… пожалуйста, – Тит протянул пачку.
– А вы, наверное, на мою помощь рассчитывали? Судя по вашему растерянному виду?
– Да не то, чтобы…– выдавил из себя Тит смущенно, – но вообще-то мне нужно с чего-то начать новую жизнь… А без помощи хотя бы советом, я не смогу. Все-таки восемнадцать лет – это очень большой перерыв.
– М-да… понимаю…– старик задумался, – но сами видите… Ни денег, ни связей… ни советов тоже. Я давно уже вот так…– дядя Тео обвел комнату каким-то небрежным жестом. – Если хотите, можете переночевать, или даже пожить с недельку, пока осмотритесь, но это, пожалуй, и все, что я способен вам предложить… чем богаты. Извините уж…
Тит с ужасом смотрел на дядю и руины, в которых он жил. И они, безусловно, казались еще страшнее на фоне рухнувших планов.
– Господи, – думал Тит, и уже не слушая дядину болтовню, он, глядя в окно, тихо бормотал про себя слова, запомнившиеся давным-давно, еще будучи в лагере, – «Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.11»… Господи, как же легко, оказывается, погибнуть под обломками собственных воздушных замков!
Он посидел еще немного, затем встал, и, поблагодарив за прием и извинившись за беспокойство, тотчас вышел на улицу. Коньяк он решил оставить себе. Теперь предстояло найти просто дешевую, но чистую гостиницу, принять с дороги душ, а после, перед началом новой жизни, и нового пути, хотелось хорошенько напиться.
Монт Тремблан,2008
Звезда
(Аркан XVII)
То было время, когда была ночь всегда…
Человек, имя которого я забыл…
Уже третий день падал мокрый снег и последние листья – жалкие осколки умирающего веселья – исчезли, уступив место тотальной серости. Город был взят этой серостью в мощные объятия, затопив все вокруг всепроникающей тотальной грустью. То была картина, второпях набросанная на серый холст мощными грубыми мазками: серые ничего не выражающие лица, щекочущие звуки шин, разминающие серую мокрую ваксу, многотысячные стаи ворон, перелетающие зачем-то с места на место. Город, словно гигантское каменное существо пытался уйти в спячку, или, быть может, ему просто хотелось до самой весны забыться и стать безразличным ко всему.
Утором, когда все спешили на работу, он, казалось, ворочался во сне, и оттого добавлялось множество других звуков: тяжелые выдохи автобусных тормозов, дребезжание трамваев и главное – топот тысяч и тысяч ног. Люди огромными толпами шли друг за другом к метро. Некоторые выходили из троллейбусов и автобусов и тотчас вливались в общий поток, некоторые оставляли машины на стоянке неподалеку, но после, всех одинаково засасывало жерло, уходящее куда-то под землю.