Ю. А. скрылся в гаражах, а я, забыв про чай, смотрел в окно и ждал, когда из того поворота выползет какой-нибудь автомобиль с моим бывшим классным руководителем за рулем. Автомобиль долго не появлялся, и я злорадно подумал, что, скорее всего, у него какой-нибудь дряхлый «Запорожец», который он никак не может завести, и пожелал, чтобы он вообще развалился на куски.
Некоторое время спустя из-за того поворота действительно выполз желтый ушастый «Запорожец», и Ю. А. гордо восседал за рулем.
Я от смеха чуть со стула не свалился, а когда он, тарахтя, скрылся из поля зрения, вспомнил случай, когда Ю. А. водил нас, пятиклассников, в Центральную городскую библиотеку на встречу с каким-то древним, как этот его теперешний автомобиль, ветераном. Дедушка-ветеран был седой, лохматый, весь в орденах и медалях, и пока он рассказывал свои басни о том, как несладко ему приходилось сидеть в окопах под Сталинградом, мы, отдавая дань его заслугам, вынуждены были выслушивать все это стоя.
При других обстоятельствах я с удовольствием послушал бы истории про немцев, но тут, сами понимаете, когда стоишь, как столб, не до этого. Я, честно говоря, так и не понял толком, о чем он тогда рассказывал.
Ну, вот, значит, стоим мы час, стоим два, а ветеран все чешет и чешет, сидит на стуле, как у себя в окопе, и руками в нас тычет — показывает, как на фрицев винтовку наставлял. Мы все устали стоять до смерти, а старикан все никак не мог угомониться, до того в азарт вошел, а мне так и хотелось треснуть ему по башке клюшкой, с которой он и приперся в библиотеку.
Ю. А., инициатор этой экзекуции, сперва из чувства солидарности стоял вместе с нами, делая вид, что внимательно слушает все эта россказни и высматривая, кого бы ему схватить за пальцы, а потом ему это все тоже надоело, он стал переминаться с ноги на ногу, похаживать туда-сюда, и было видно, что он хочет сесть.
И что бы вы думали? Часа через два он, помявшись и находившись туда-сюда, спокойненько садится на стул рядом с ветераном, дескать, имеет полное право, а мы, тридцать опешивших балбесов, все так же торчим, как идолы на острове Пасхи, и никому до нас нет дела — старикан никак не угомонится, и сесть без разрешения нельзя.
Хорошо хоть, что скоро одной девочке сделалось плохо, и она, к нашей радости, свалилась в обморок. Только тогда-то Ю. А. наконец разрешил нам сесть, а сам побежал по кабинетам искать нашатырь. Девочку откачали и отправили домой, а нам пришлось еще часа четыре слушать стариковские бредни. Потом Ю. А. предложил задавать вопросы, но всем эта история настолько надоела, что никто ничего и спрашивать не стал, а Вовчик Лизунов, вот молодец, как только мы вышли из читального зала, принялся орать во все горло «Хенде хох! Рус сдавайся!» и изображать, как он строчит из пулемета, и хоть это нас немного повеселило, потому что домой расходились мы затемно, голодные и злые. Вдобавок у меня невыносимо болела спина. Как сейчас это помню.
— Чтоб у тебя колеса лопнули и движок стуканул? — сделал я бывшему классному руководителю еще одно пожелание, а потом стал допивать свой чай.
Я собрался залезть в ванну, когда вдруг раздался условный стук в дверь. Я снова накинул халатик, который уже успел сбросить на пол, и пошел отпирать, решив, что это вернулась тетя — может, забыла что-нибудь сказать.
Кого не ожидал увидеть, так это его. Соперника. Красавца. Бизнесмена. Голубоглазого брюнета. Под его модным пиджаком, в кармане которого валяется мобильный телефон, скрывается красивое мускулистое тело, а не тощая грудь, заляпанная спермой и кровью.
Я так опешил, что и слова сказать не мог. Он, видимо, при виде моей лысой башки тоже растерялся, потому что долго молчал, затем наконец-то произнес:
— Можно?
— Входи, — ответил я как можно грубее и небрежнее. Все-таки не родственник, чтобы с ним церемонились.