— Ах, что ты!
Девочки были юркие и быстрые, выбить их удавалось с трудом. Они приседали, увертывались, высоко подпрыгивали, когда мяч ужом скользил по траве, визжали, среди них носился Муцек, размахивал флажком хвоста и лаял.
Пожалуй, никогда еще не играл Петрек так увлеченно. Безошибочно угадывал полет мяча, цепко принимал на грудь и тут же круто поворачивался, чтобы метнуть в стайку пятящихся девчонок. И попадал.
Все больше вылетевших грустно выстраивалось за площадкой, некоторые не желали уходить, отчаянно спорили, дескать, они вовсе не были выбиты, мяч проскочил мимо, совершенно их не коснулся, так бросать нельзя, слишком сильно, обманно и от земли не считается, и вообще какая игра с мальчишками.
Наконец остались лишь вчетвером: на кону Мариан и Влади, а на разных половинах площадки — Эля и Петрек.
Мячи Влади были высокие, слишком высокие, чтобы выбить Элю, но и поймать их было трудно. Все же золотоволосая несколько раз ловила мяч, бросала обманным движением, стараясь попасть в ноги. Петреку приходилось держать ухо востро, тем более что пропущенный мяч попадал к Мариану, а тот не шутил, знал толк в игре. Если поймать не удавалось (сухой, громкий шлепок), надо было спасаться бегством, увертываться, приседать, сбивать Мариана с толку. Кое-как это получалось, но на противоположном конце площадки все еще развевались рыжие волосы Эли и реяло ее цветастое платьице. Попадет в Элю — выиграет, никогда ему так не хотелось выиграть, он просто должен был победить.
Но и Эля очень хотела добиться победы, лицо ее под рассыпавшимися волосами изменилось до неузнаваемости. Она облизывала губы, пожалуй, тоже была утомлена.
Всплеск юбочки при резком повороте, — кто знает, задело ее мячом или нет, ладно, бог с тобой, играй дальше. Высокая свеча Влади, надо попасть в ноги, иначе она поймает, промах, снова взять высокий мяч. На этот раз Петрек пытается метнуть прямо и сильно, чтобы Эля выпустила мяч, ибо это тоже считается попаданием.
— Держись, Эля! — подбадривают ее девочки. — Лови, почему не ловишь?
Да, она действительно устала, бегает гораздо медленнее, чем сначала, вовсе не пытается перехватывать мячи Петрека, уже не столь внимательна, увертывается, запаздывая на какую-то долю секунды, еще три-четыре броска — и она будет выбита.
— Эля! Эля! Эля! — кричат девочки и рукоплещут, как на настоящем стадионе.
Неужели они не видят, что Эля готова расплакаться, поскольку поняла, что проигрывает и бессильна предотвратить проигрыш?
Они могут не видеть, а Петрек видит это прекрасно. Достаточно взглянуть на ее дрожащие губы, на растерянные глаза.
Внезапно он бросает мяч мягко и несильно, прямо ей в руки, даже трехлетний ребенок поймал бы. В то же самое мгновение Петрек спотыкается, чувствуя, как мяч с громким шлепком попадает ему в спину. Конец, он вылетел, Эля выиграла, девочки поднимают радостный визг.
— Ты умышленно, — обвинил его Мариан. Не было в этом обвинении особого упрека, Мариан поступил бы точно так же, если бы ему довелось играть против золотоволосой. — Ты умышленно дал ей выиграть.
— Я споткнулся.
— Ну да! Так я тебе и поверил.
…Впереди бежит Муцек, оглядывается, останавливается, поджидая их обоих, Мариана и Петрека, когда они по вечернему холодку возвращаются домой.
— Не говори ребятам, что я играл, — просит Петрек.
— И так узнают. — Мариан морщится с видом, который не сулит ничего утешительного. — Житья тебе не дадут. — И добавляет: — Хоть бы выиграл, а ты проиграл. Засмеют.
Вопреки этим устрашающим прогнозам, Петрек не жалеет, что подставился под удар Эли. Ночью ему снится, что он рыцарь, может, сам сэр Ланселот. Застонала земля под копытами стремительного скакуна, когда он погнался за мерзким негодяем, который похитил прекрасную даму. Дама зовет на помощь, ломает руки, и вот Петрек уже мчится с нацеленной пикой.
— Ты так кричал во сне, словно тебя обдирали заживо. — Дедушка режет хлеб, косой луч солнца падает на стену. — Что тебе снилось?
— Не помню.
Это неправда, Петрек отчетливо помнит свой сон, но как расскажешь дедушке, что снилась ему Эльжбета Лесневская, Эля, она же Морковка? Нечто подобное вообще никому не должно сниться.
Дедушка с утра принарядился по-праздничному — белая рубашка, галстук, черный пиджак.
— Куда собрался, дедушка?
— К бабушке иду.
Именно теперь, в июле, очередная годовщина смерти бабушки, и, как всякий год, дедушка отправляется на кладбище.