— Я нарвал цветов для Эли.
— Я так и подумал.
Они стояли напротив друг друга. Петреку хочется плакать потому, что дедушка печальный, и потому, что он сегодня уезжает, и потому, что идет этот мельчайший, серый, нудный дождь.
— Ты мог бы мне раньше сказать, Петрусь.
— Я боялся.
— Чего? Что я тебя высеку крапивой?
— Что ты, дедушка, будешь смеяться надо мной.
— Ты уже знаешь, когда смеются, а когда нет. Мы ведь с тобой пуд соли вместе съели.
Кажется, первый раз в жизни Петрек по своей воле поцеловал чужую руку — узловатую, тяжелую руку дедушки.
— Не надо, внучек.
— Я… я прошу прощения.
К счастью, ни мама, обирающая смородину, ни отец, еще разглядывающий красочные буклеты, не видят сцены примирения. Если бы они видели, то, конечно, захотели бы узнать, что, собственно, случилось и что все это, помилуй бог, значит?
С полным лубком в руках мама восхищается розами, и дедушка срезает стройные бутоны на длинных-длинных ножках и укладывает букет.
— Может быть, взять мне немного овощей, раз уж мы тут. Свежие овощи со своего огорода не сравнить с магазинной завалью.
И так бывает каждый год. Петрек понесет, разумеется, свою сумку, а родители заберут множество овощей, лубок смородины и огромный букет роз. Трудно все это унести, но они как-нибудь доедут до дома, ведь каждый год как-то доезжали.
Но кое-что выглядит совсем иначе, чем бывало раньше. Во-первых, новым является присутствие пани Михалины, которая связывает розы веревочкой и пересыпает стручки гороха в большую сумку, а во-вторых, проститься с Петреком приходят трое братьев Лесневских, Славек, Мариан. И Эля.
— Держись, Петрек.
— Приезжай на будущий год.
— Напиши нам.
— Обязательно напиши. — Это просит Эля.
— Напишу, приеду, — обещает Петрек, расстегивая молнию своей сумки. Он вытаскивает книжки, кляссер с марками.
— Вот вам, возьмите на память.
Отец недоволен такой щедростью, у него подрагивают уголки рта, но он сдерживается.
— Конец каникулам. Петрусь, ты видел фильм «Конец каникул»? — спрашивает Эля. — Там тоже шел дождь.
— Шел.
Они подают друг другу руки. До остановки автобуса провожают не только дедушка, как всегда, но и пани Михалина, и Муцек.
— Что случилось с собакой? Паршивая какая-то и хромая.
— Болела.
— Ага.
Родителей не интересуют подробности болезни Муцека, болел и болел, и дело с концом.
— Очень милая девочка, — хвалит мама Элю Лесневскую. — И эти мальчики тоже симпатичные.
— Это отъявленные хулиганы.
— Они совсем не похожи на хулиганов.
— Дорогая моя, это пресловутые Лесневские. — Фамилия Лесневские произносится твердо, почти со скрежетом. — Нашла кем восхищаться!
— Не так страшен черт, как его малюют, — вмешивается пани Михалина. — Мальчишки как мальчишки, не лучше, не хуже других.
— Позвольте нам остаться при своем мнении.
— Да, пожалуйста. Пожалуйста. Никто вам не запрещает думать по-своему.
Через заднее стекло автобуса еще долго видать дедушку, рыжего Муцека у его ног, пани Михалину.
— Ну, наконец то кончится это разгильдяйство. Через несколько дней поедешь в лагерь. Пожалуй, не будем больше посылать тебя летом к деду. Больше от этого плохого, чем хорошего.
Кто знает отца, тот без труда может понять, что отец взбешен, не просто обозлен, а именно взбешен. Но сейчас, в автобусе, он не проявит своего негодования, а сделает это лишь дома. На этот раз по дороге нет красочных и солнечных рассказов о далеких путешествиях, воспоминаний о встреченных людях и увиденных городах, о вкусе и запахе нездешних кушаний, о приключениях, которые случаются даже во время переездов автобусов. Мама начинает о чем-то рассказывать бесцветно и без воодушевления, но отец прерывает ее, говоря, что на рассказы будет еще много времени, завтра, через неделю, через месяц.
Как можно было предвидеть, дома отец, шагая между сервантом и диваном-кроватью (три шага в одну сторону, три шага в другую), выпаливает:
— Постарел он, очень постарел за этот месяц. Трудно иметь к нему претензии, что он допустил болезнь Петра, и не это меня серьезно беспокоит. Как тебе нравится, моя дорогая, присутствие этой особы в доме моего отца?
— Она производит симпатичное впечатление.
— Эх, ты! У тебя все симпатичные, а я тебе скажу, что нет дыма без огня.
— Что ты имеешь в виду, Генек? Кто-то ведь должен помогать свекру по хозяйству.
— Помогать, — язвительно фыркает отец. — Представляю я себе эту помощь!