Он напишет такое письмо Эле. И еще одно. Дедушке. Может быть, в письме будет легче сказать дедушке, что Петрек изменился, что он многое понял. И еще он передаст дедушке то, чего не передал за все эти дни: слова ветеринара о саде счастливого человека. Это важно, наверное, даже очень важно. Как так случилось, что он забыл повторить эти слова дедушке? Ничего, он напишет об этом, дедушка прочтет и спрячет письмо Петрека в ящик, где лежат поздравительные открытки к дню рождения от отца и дяди Евгениуша, а также письма от Бранека, присылаемые на Девятое мая каждый год уже много лет.
— Я совершенно не понимаю твоего сомнения. (Это отец.) Ты ведь как будто доверяешь мне. Я с чистой совестью могу сказать, что исхожу из общих интересов.
— Я как-то не очень могу все это себе представить. (Теперь мама.)
— Что тут представлять? Как-нибудь поместимся.
— Но уроки…
— Уроки будет делать в нашей комнате. В его возрасте я располагался на подоконнике, и тоже было неплохо.
— А если свекор не согласится?
— Оставь это мне.
Слышен скрип раздвигаемого дивана-кровати — знак, что и этот разговор скоро придет к концу.
— Ты, Геня, до сих пор не ставил этого вопроса так решительно. Я, признаюсь, этого не ожидала. И к тому же сразу после нашего приезда, я даже не успела прийти в себя.
— До сих пор, — отец резко подчеркивает это «до сих пор», — я не ориентировался в ситуации так, как ориентируюсь теперь.
— Наверное, ты прав. — Мама говорит сонным голосом, неуверенно, она утомлена поездкой к дедушке, сбором смородины, да и этим разговором.
— Я прав вне всякого сомнения.
С самого утра неизвестно, что предпринять. Приятели разъехались в разные стороны, одна ябеда Елька гуляет с черным пуделем по кличке Кай. Несмотря на жару, на нем попонка, завязанная множеством тесемок.
— У Кая три золотых медали, — хвастается Елька. — Тетя оставила его у нас. И он должен ходить одетый, иначе у него шерсть будет плохо лежать.
Потом она добавляет:
— У нас цветной телевизор. Если хочешь, приходи смотреть. Фантастно, я тебе говорю.
В песочнице возятся какие-то нестоящие малыши, у Петрека нет намерения даже со скуки завязывать дружеские отношения со щербатыми учениками первого или второго класса. На утренних сеансах идут известные наизусть фильмы: «Всадник без головы», «Флип и Флап в иностранном легионе», «Подводная одиссея», «Поединок чудовищ»; телевидение предлагает «Знак Зорро» и «Вильгельм Телль». Всадника в черной маске Петру пришлось бы смотреть восьмой раз в жизни, меткого стрелка из лука — в пятый.
Решительно нечего делать. Ведь не будет же он взбираться на горку на детской площадке, крутиться на карусели или подтягиваться на перекладине для сопляков. На площадке воняет смолой; раскаленный асфальт, которым она покрыта, напоминает липучку для мух. На газонах поставили душевые, детвора с криком вбегает под струи воды — это тоже занятие, недостойное будущего ученика седьмого класса.
Облизывая мороженое, Петрек вспоминает, как они шли по обочине шоссе. Славек, кажется, говорил, что любит шоколадное и такое зеленое, неизвестно какое. Что-то делает Муцек, когда Петрека уже нет с ним? Наверное, трюхает степенно за дедушкой, дедушка остановится, и Муцек остановится, дедушка сядет, и Муцек уляжется под стулом, дедушка встанет, и Муцек тоже поднимется, чтобы снова следовать по пятам за своим хозяином. Обиделся ли Муцек на Петрека? Знает ли он, что не раз и не два Петрек попросту забывал о существовании Муцека, поглощенный собственными делами? Муцек никогда ни о чем не забывает, когда нужно, он сумеет дать понять, что ему нравится, а с чем он никогда не согласится.
Как всегда после возвращения в Варшаву, Петрека охватывает тоска по всему, что осталось там, у дедушки. Новой является только мысль об Эле, но и она созвучна привычной тоске.
У цветной капусты вкус вываренной бумаги (Петрек, конечно, не ел вываренной бумаги, но представляет себе, что у нее должен быть именно такой вкус), в квартире душно.
— В гостях хорошо, а дома лучше. Ешь, Петрек. Наверняка ты питался, как придется, не считаясь с тем, что тебе необходимо регулярное калорийное питание.
Когда отец так говорит, можно подумать, что регулярное калорийное питание — самая важная вещь в мире.
— А вот и нет.
— Мой дорогой, я прекрасно знаю, как питается дедушка. Ломоть хлеба с медом и кружка простокваши.
Компот какой-то невыразительный, переслащенный и липкий.
— Почему ты не ешь?
— Ем.
— Я стою в очередях, а ты нос воротишь, — ни с того ни с сего взрывается мама. — Вернешься из лагеря, будешь ходить обедать в столовую. Хватит с меня твоих капризов.