Петрек достает финский нож и кладет его на вытянутую ладонь, которая напоминает ему вилы для пикировки сеянцев. Гулкие шаги, Эля сбегает по ступенькам, обрадованная, что опять, как в прошлом году, приехал Петрек, сейчас она спросит его об отметках и похвалится, что у нее в табеле почти одни пятерки. Под забором лежит обиженный Муцек. Мы собирались купаться — говорят его недовольно опущенный хвост и грустно поникшие уши. Лесняки издеваются над Марианом за то, что он играл с девочками.
— Заснул ты, что ли? — В комнату заглядывает мама, измеряет взглядом кучу сокровищ Петрека, рассыпанных по полу. — Если ты не ликвидируешь этого балагана, то я сама все выброшу. Смотреть противно.
Почему кажется, что дома как-то душно? Конечно, все это хлам и старье, только не для Петрека, он не намерен ничего выбрасывать и не чувствует никакого раскаяния из-за подаренного кляссера и книжки. Как дедушка не только догадался, что цветы были сорваны для Эли, но и сумел понять, почему они были брошены? Дедушка понимает все, или почти все, а отец немного, хотя Петрек живет с ним постоянно, а с дедушкой неполный месяц, всего три недели в году. Когда люди называют что-нибудь черным, скорее всего, это действительно черное, но когда то же самое говорит отец, неизвестно, правда ли это. Может быть черное, а может и не быть, во всяком случае, Петрек не видит этого черного цвета.
Каждое утверждение отца звучит как аксиома из учебника арифметики. Никто в здравом уме не будет отрицать, что числитель умножается на числитель, а знаменатель на знаменатель, что одно хорошо, а другое плохо, что это черное, а не белое, и все тут. А дедушка говорит иначе, так, будто он хочет услышать мнение Петрека, будто он заинтересован узнать, что Петрек думает о разных вещах. И кроме того, он объясняет, а когда кто-нибудь объясняет, понять значительно легче. Хотя бы, например, о пауке, который плетет хитрые сети, или о том, что иногда надо вспоминать об умерших. Даже самые сердитые нагоняи дедушки не были совсем серьезными, они сопровождались улыбкой, скрытой в морщинках вокруг глаз, еле заметным подрагиванием мохнатых бровей, прищуриванием век. Многим мальчишкам я говорил то же самое, что и тебе, хотя это все равно, что о стену горох — так можно бы перевести невысказанные мысли дедушки. Отец, хотя он и родной сын дедушки, не получил он него в наследство способности понимать других, для отца важно только то, что думает он сам, он считает, что правда всегда на его стороне.
Наконец-то кончился этот тягостный скучный день, когда неизвестно, куда деться.
— В нашей экскурсии была одна девочка твоего возраста. Прекрасно воспитана, никуда не лезла. Я хочу, чтобы вы подружились. Завтра вечером к нам придут Янковские с Лилианой. Я прошу тебя, Петр, веди себя так, чтобы не было за тебя стыдно.
Эту новость мама выкладывает Петреку, когда тот уже лег спать.
— Пап Янковский работает в бухгалтерии на предприятии у отца. Очень симпатичный человек.
Петреку не хватало только какой-то прекрасно воспитанной Лилианы, которую родители теперь полгода будут ставить ему в пример.
— Какой ты все-таки! Другой на твоем месте обрадовался бы, а тебе хоть бы что.
…Когда Петрек просыпается, еще очень рано, по середине улицы ползет оранжевая поливальная машина, круглые щетки скребут по асфальту, кругом пусто и прохладно. От магазина доносится дребезжание — разгружают бутылки с молоком.
Из полуоткрытых, задернутых занавесками окон доносится звон будильников. Одни звонят тонко и пронзительно, словно маленькая собачка заливается лаем, другие — солидным басом, словно кто-то бухает в колокол. На балконе соседнего дома появился отец Ельки-ябеды, в майке и пижамных брюках, посмотрел по сторонам и, широко расставив руки, осторожно сделал два приседания.
В этот день мама отпросилась с работы. Надо походить по магазинам — завтра Петрек уезжает в лагерь, а сегодня приходят в гости Янковские.
— Две пары носков, тренировочный костюм, брюки, две рубашки, свитер, сандалии. — Сандалии были рассмотрены со всех сторон и со вздохом отложены в сторону. — Неужели ты не понимаешь, что все стоит денег? Уже истрепал. Куртку тоже испачкал смолой. На тебя будут пальцем показывать: вот неряха.
Они долго ходили по магазинам, мама тащила одну тяжелую сумку, Петрек — другую.
Наконец, они купили все, что хотели купить, точнее, то, что мама хотела купить. Этого было немало, тяжелая сумка прямо отрывала руку.