Раздается крик на чужом языке, и сразу же спокойный отчетливый голос диктора, переводящего текст: «Тебе не застать меня врасплох, Джо».
Так же отчетливо и на этот раз спокойно отец произносит слова, каждое из которых как хорошо вбитый колышек в плетне, а вместе они образуют непреодолимый частокол, высокий и гладкий, такой, с которого соскальзывают руки.
— Значит, решено. Объективно рассматривая все «за» и «против», это единственный выход. Возможно, это следовало сделать еще несколько лет назад, но я не отдавал себе отчета в состоянии его здоровья. Это обстоятельство самое главное. Я должен как-то убедить отца.
В телевизоре женский и мужской голоса начинают что-то обсуждать, диктор усердно заглушает их, читая текст перевода. Что было бы, если бы какой-нибудь безличный голос объяснял слова Петрека Эле? Если бы он переводил их на иностранный язык? Легче было бы тогда понять или еще труднее? Что было бы, если бы какой-нибудь услужливый голос говорил за нас то, чего мы не хотим или не можем высказать? Хорошо это было бы или плохо?
Черное и белое, красное и зеленое, голубое и золотое — пусть наконец все в этом мире встанет на свои места, пусть этот мир будет таким, как раньше, чтоб его можно было опять понять. Как сложить эту мозаику, если ничего нельзя понять и нет никакой уверенности в том, что ты рассуждаешь правильно. Почему нельзя больше быть прежним Петреком с его книжками, марками, футболом и велосипедом? Почему нужно думать над вещами, которых раньше просто не замечал? Почему изменяются краски и голоса? Почему все так тяжело и так странно?
Ну, почему же?
Дедушка разместился в комнате Петрека по-хозяйски, продуманно. Использован был каждый уголок небольшого помещения, даже на подоконнике стояла пузатая кружка, а рядом в горшке странный цветок с листьями, будто вырезанными из кожи, которые тянулись вверх по специальной подпорке.
— Его очень любила бабушка. Нельзя же его было оставить.
За окном опадали с деревьев пожелтевшие листья, по утрам щеки пощипывал ночной морозец — пришла, настоящая осень.
Сразу после школы Петрек заглядывал к дедушке. Впрочем, и отец, и мама, приходя с работы, делали то же самое.
— На обед будет грибной суп и вареники. Вы это любите?
— Сейчас будет интересная программа по телевидению. Стоит посмотреть.
— Вы не хотите прогуляться после обеда по нашему микрорайону? Я тоже пошла бы с вами.
— Вот, пожалуйста, сегодняшняя газета.
— Я записала вас к врачу на четверг. Пора вам позаботиться о своем здоровье.
— Хотите чаю? Только что заварен.
Дедушка любил грибной суп и вареники, смотрел телевизор, брал палку и шел гулять по микрорайону, шелестел газетой, отправлялся к врачу и возвращался от него с пачкой рецептов, пил свежезаваренный чай. Он говорил немного, он и всегда был немногословен, только, неизвестно почему, он был совсем непохож на того дедушку, который открывал покрашенную калитку и наклонялся с лейкой над грядками. Дедушка оставался дедушкой, но Петрек заметил: что-то изменилось в его лице, голосе и даже в том, как он складывал на столе свои руки.
Изменился и Муцек. Даже спущенный с поводка, он покорно трусил за Петреком, не осмеливаясь забежать на газон или завязать знакомство с местными собаками. Он вдруг неожиданно, всего за несколько недель, потолстел и сгорбился и потому все время держал свою лисью мордочку низко опущенной. Ни с того ни с сего он сделался трусливым, любой шум, визг автомобильных шин, сирена «скорой помощи» приводили его в ужас.
— Противная дворняга, — высказала свое мнение Елька. — И к тому же очень старая.
Охотнее всего Муцек забивался под дедушкин стул. Только там, казалось, он чувствовал себя спокойно и безопасно. Приходивший из школы Петрек не был уже для него тем Петреком, который ездил на велосипеде и бросал ему палку. Не то чтобы Муцек относился к Петреку враждебно, нет, скорее равнодушно, хотя именно Петреку выпала обязанность выгуливать Муцека.
— Ты прости его, Петрусь. Ему трудно привыкнуть к новым порядкам. Он и мной недоволен.
Дедушка разговаривал с Петреком, но только тогда, когда они были одни в квартире. И тогда возникало ощущение, будто за окном плетень, разбитая колесами телег дорожка и колодец с воротом.
— Центральное отопление — это удобно. Не надо покупать уголь, выгребать золу, щипать лучину на растопку. Ничего не делаешь, а тепло…
— С ногами, ваш врач говорит, дело плохо, надо было раньше лечить, лет десять назад. Какая-то закупорка в венах, говорит, лежать надо, а того не знает, что лежать — для меня смерть.