Мариан, Славек и братья Лесневские играли красиво, намеренно усложняя, на уровне мастеров. Ни у кого, кроме Славека, не получалась «вилочка» при броске острием к себе, ибо острием от себя мог метать любой профан, а вы попробуйте, как Славек — виртуоз.
— Теперь ты. У меня перекосило.
Первый бросок — «мать» (нож на ладони, острием к себе), после «матери» — «отец» (нож на тыльной стороне кисти, острием от себя), после «отца» — «кулич», после «кулича» — «вилочки», после «вилочек» — хитроумные «пальчики», только после «пальчиков» — самое главное — «стежки».
— Жульничаешь! Не вонзился!
Вонзить надо было без помарок, чтобы лезвие вошло в землю, а черенок не наклонялся. Славек наметанным глазом определял положение ножа и выносил приговор окончательный и бесповоротный:
— Перекос. Отдай следующему!
Кто-то взбежал по ступенькам крыльца… ага, Эля. Только ее не хватало, но вот и она явилась, как всегда.
Ей бы присесть на корточки, полюбоваться турниром, а она лишь остановилась возле них с гордым видом.
— Как поживает Варшава?
— Нормально.
— Перешел без помех?
— Ага.
— А я с похвальной грамотой, — не преминула прихвастнуть Эля, поскольку была трудолюбивой сестрой ленивых братьев и факт этот доставлял ей огромное удовлетворение.
Тут Петрек поднял глаза и обомлел: вместо рыжей, худющей девчонки в трех шагах от него стоял кто-то почти незнакомый. Пожалуй, он не узнал бы Элю на улице: она как-то повзрослела, выросла, ее волосы, которым была обязана своим прозвищем — «Морковка», отливали золотом на солнце.
Лесняк-меньшой, дожидавшийся своей очереди, не понял, почему Петрек медлит, и рассердился:
— Чего ждешь? Бросай!
— Перекос!
Ясно, что перекос. Нож выскользнул из пальцев и шлепнулся плашмя о землю.
Муцек, растянувшийся на солнцепеке, взглянул с упреком, как бы говоря: не берись за игру, недотепа, ведь мы собирались на котлованы, видишь же, что мне скучно. Валяться под забором можно и дома…
— Отец сегодня в первую смену, — сообщила Эля, не заметив произведенного ею впечатления. — Он говорил, что оборвет до конца черешню, когда вернется.
— Петрек уже знает, — перебил сестру старший Лесневский, который перешел в восьмой класс. — А тебя никто не просит стоять у нас над душой. Мешаешь.
— Пожалуйста.
Она обиделась и ушла, деревянное крыльцо загремело от ее быстрых шагов, хлопнула дверь.
— Шуток не понимает. — Сказав это, Лесняк-старшой старательно примерился и метнул нож с вывертом, наверняка, так, что лезвие по рукоятку вонзилось в землю. — Вот как надо бросать. Учитесь, дети.
— Почему же она не понимает шуток? — Петрек не мог удержаться от этого вопроса. С исчезновением золотоволосой мир и игра уже не казались столь увлекательными, как минуту назад.
— Да потому, — загадочно ответил Лесняк-старшой.
— Зачем ее прогнал? — ни с того ни с сего возмутился Мариан. — Мешала тебе?
— Мешала. А ты не лезь. Знаем мы, почему ты ее защищаешь.
— Много ты знаешь.
— А кто вчера вечером играл с девчонками в вышибалу? — В голосе Лесняка-старшого было столько презренья, что уши Мариана запылали. — Раскусили они тебя, не волнуйся.
После этого заявления воцарилась мертвая тишина.
— Чья очередь?
Петрек с минуту повертел финку. Он чувствовал, что мог бы метнуть удачно, если бы золотоволосая смотрела на него, а теперь ничего не выйдет. И действительно, финка упала боком на землю.
— Перекос, — объявил с удовлетворением Лесняк-старшой. — Лопух ты, Петрек.
На крыльце снова появилась пани Лесневская, поставила на ступеньку кошелку, ведро и скомандовала:
— Кончай игру. Принимайтесь за картошку, только потоньше срезайте кожуру.
Без особого энтузиазма, но и без возражений братья обступили кошелку.
— Можете поиграть одни, — разрешил старшой друзьям. — Мы поработаем. В два счета управимся.
Как это ни странно, но в семействе Лесневских Эля по-прежнему пользовалась особыми правами. Домашнюю работу выполняли ее братья, — вероятно потому, что она была одна, а их было как-никак трое.
— Твои родители снова порхают по белу свету? — поинтересовалась пани Лесневская.
— Уехали на экскурсию.
— Живут же люди. Кто бы подумал, что из Генека такая персона получится.
Тут она сделала паузу, чтобы минуту спустя добавить:
— Твой отец великолепно учился, всегда получал похвальные грамоты. В школе его называли «профессор», но он этого не любил, сердился. Вот и вышел в люди, даже на экскурсии ездит. — Тут она обратилась к сыновьям: — Учеба — первое дело. Кто хорошо учится, тот далеко пойдет.