— Нет, это я.
— Ах, Петрек. Зови ребят. Обед на столе.
Оказалось, что обедать должны были все, включая Мариана и Славека.
Разлив холодную, густую простоквашу с толстой прослойкой розоватой сметаны, пани Лесневская изложила свою точку зрения на обед.
— Мы садимся за стол вшестером, так и для девяти хватит. Знаю я вас. Носитесь с утра до ночи как оглашенные и о еде не вспомните.
Напротив Петрека сидела Эля. Ничто не мешало смотреть на нее, и он смотрел и изумлялся. В чем, собственно, дело? Это верно, что она изменилась, но, право, ничего особенного. Девчонка как девчонка, даже немного похожа на Ельку со второй парты в среднем ряду, а Елька, как известно, ябеда и ревет из-за пустяков. Это, видимо, из-за жары Петрек что-то напутал, ведь очень жарко, дышать нечем, особенно здесь, в доме. Только мухи чувствуют себя превосходно, жужжат и неустанно кружатся над столом целым роем.
Когда сотрапезники доедали простоквашу с картошкой (оставив шкварки на десерт), прибыл пан Лесневский, ни с кем не здороваясь, подсел к столу и энергично заработал ложкой.
— Какие новости? — осведомился он, закончив трапезу.
— Ничего особенного, — ответствовал старший сын. — Петрек приехал на каникулы.
— Это я сам вижу. Помогали матери?
— Помогали, — воздает должное сыновьям пани Лесневская. — Без них бы не справилась.
От этого известия угрюмый лик пана Лесневского просветлел.
— О черешне помните? Пани Михалина просила, чтобы к вечеру была готова. Сказала, что возьмет.
Черешни всего три, но не каких-нибудь, деревья высокие, раскидистые, на потрескавшейся коре прозрачные затеки желтого клея. Под листьями прячутся ягоды, темно-красные, почти черные, с розовыми прожилками.
Дерева — три, лестница — одна, поэтому на ней величественно возвышается пан Лесневский. Остальные попросту карабкаются по сучьям, подтягивают к себе упругие ветки, наполняют лукошки, подвешенные на веревочках. Черешня очень сладкая, с едва уловимой горчинкой.
— Я мог бы съесть всё, — объявляет сверху Лесняк-меньшой, обрывая ягоды с макушки. Он самый легкий и может взбираться на тонкие ветки.
— Я тебе съем! — басит с лестницы пан Лесневский. — На что я тебе, умнику, куплю обувку?
— На зарплату.
— Ишь ты, хватит нам зарплаты на шестерых!
Подобные разговоры тоже давно знакомы Петреку. Однажды он слышал, как отец, беседуя с дедушкой, весьма критически отозвался о житье-бытье Лесневских.
— Посуди сам, что же получается? У Лесневского нет никакой специальности, а он уже столько лет скитается по стройкам и запустил хозяйство.
— Невелико хозяйство. Два морга[1].
— Два морга под Варшавой — это кое-что. С двумя моргами под стеклом можно жить припеваючи.
— Под каким стеклом?
Речь идет о теплицах. Огурцы, помидоры, салат, цветы, особенно зимой. Дело прибыльное.
— Возможно.
— Зарабатывает гроши на стройках, а приусадебное хозяйство наладить не желает. Это, право, какой-то анахронизм по нынешним временам. Средневековье. Явная отсталость.
— Ты помнишь, сынок, что Лесневский ушел из шестого класса?
— Это только подтверждает мою теорию.
— Как знать? — Дедушка с минуту раздумывает. — Лесневский потерял отца во время войны и, как самый старший в семье, был вынужден работать.
— У него нет специальности, — продолжал возмущаться отец. — Это, наконец, обыкновеннейшее разгильдяйство. Есть же курсы, вечерние школы, всяческие льготы.
— У него четверо детей и два морга земли.
— Так что же?
— Кто-то должен возделывать землю.
— У него жена, дети, и ты сам сказал, что только два морга, значит…
— У кого четверо детей, тому и дома работы хватает. Пани Лесневская, ничего не скажешь, сложа рук не сидит. Вкалывает вовсю.
— Вкалывает, говоришь, но это работа для простофиль. Если бы от меня зависело, я запретил бы крестьянам работать по совместительству в промышленности. Они нигде не работают хорошо. Ни у себя, ни на заводе. Теперь важны образование, технические знания, квалификация, желание продвинуться. А это, извини, какая-то кустарщина, как при царе Горохе. Такие нам только мешают.
Из этого разговора Петрек запомнил, что пан Лесневский живет не так, как следовало бы, но запамятовал, в чем это «не так», собственно, заключалось. Между тем пан Лесневский внушал Петреку уважение — он умел разобрать и снова собрать двигатель мопеда, насос, электрический утюг и множество других вещей, умел класть печи, смолить крышу, не говоря уже о том, что превосходно плавал. Он проныривал котлован от берега до берега, возил на спине младшего сына, заплывал дальше силача Ромуальда, который (как гласила местная легенда), отбывая срочную службу, участвовал в настоящих состязаниях и даже (согласно той же легенде) завоевал первое место в заплыве на сто метров вольным стилем.
1