– Это все, что вы можете мне сказать? – не веря своим ушам, переспросил братец Джон.
– Всего несколько миль, – повторил братец Фрэнсис. – И вы должны отправляться немедля. В соответствии с приказом, вы же понимаете.
Братец Джон мрачно уставился на братца Фрэнсиса. Показалось ли ему, или в самом деле по этому длинному неулыбчивому лицу скользнула усмешка? Нет, должно быть, он ошибся. Неподвижные черты лица братца Фрэнсиса хранили обычную мрачность.
– Не расстраивайтесь, – сказал братец Фрэнсис. – Как-то и я получил такой же приказ. Получали его и остальные.
Братец Джон прищурился.
– То есть это определенного рода испытание?
– Орден не стал бы посылать вас за сорок тысяч световых лет только ради испытания, – ответил братец Фрэнсис. – Вы нужны на Вайлденвули, и вас там ждут. Так что отправляйтесь.
Неторопливость не была свойственна братцу Джону Кэрмоди. Едва только приняв решение, что обычно не требовало у него много времени, он сразу же приступал к делу. Он тут же отправился в общую душевую, войдя в которую, снял рясу, обнажив белое незагоревшее тело и черные до паха ноги. Бросив рясу в прямоугольное отверстие в стене, он направился в душ, где пробыл недолго, ибо, хотя душевая была полностью автоматизирована, существовало убеждение, что членам ордена полагается только холодная вода. Правда, раз в месяц позволялось пользоваться теплой.
Поеживаясь, он вышел из-под душа и обсох в струе такого же холодного воздуха, которая шла из вентиляционного отверстия в стене. Затем вытянул рясу из прямоугольной прорези под той, куда бросил грязное одеяние, и натянул ее, пробормотав несколько слов благодарности за то, что орден наконец установил стиральные машины. На такой захудалой планете, как Вайлденвули, стирать скорее всего придется руками. И кроме того, учитывая его подчиненное положение, облачения других членов ордена тоже.
Одернув рясу, он направился в свою келью. Она представляла собой комнату шесть футов на семь, с люминесцентными стенами, на одной из которых висело распятие, с подвесной койкой, убиравшейся на день, с откидным столиком и нишей в стене, где Кэрмоди хранил все свое имущество: молитвенник, историю Церкви с 1 года нашей эры по 2260-й, латинскую грамматику и жизнеописание Святого Джейруса. Все это он сложил в болтавшийся за плечами капюшон, превратив его в подобие дорожного мешка, и, опустившись на колени перед распятием, произнес: – Господь и Учитель, наставь меня на путь истинный. Аминь.
Встав, он направился к дверям кельи и, прежде чем переступить порог, на ходу снял со стены длинный пастушеский посох. Всем братьям предписывалось иметь при себе таковой, когда они выходили во внешний мир, если в изолированной капсуле Города Четвертого Июля существовало такое понятие.
Уже миновал полдень, и жаркое солнце аризонского лета клонилось к закату. Братец Джон счел, что было лишь чуть жарче, чем в стенах гостиницы. В данное время дня пластиковая крыша над городом тускнела, чтобы отражать большинство солнечных лучей.
Но братец Джон уже предвкушал, как покинет пределы городских стен, пусть ему и предстояло окунуться в палящий жар Аризоны в середине лета. Он давно уже чувствовал себя как в клетке и хотя никогда вслух не сетовал на свое положение, давно испытывал к этому позыв. В чем следовало бы покаяться и получить заслуженное воздаяние.
На какое-то мгновение он помедлил. Он знал, что космопорт расположен рядом с Четвертым Июля, но не имел представления, в какой стороне. Поэтому он подошел к копу.
Коп был одним из новых типов, Марк LIV. Лицо и тело состояли из танталового сплава, но глаза представляли собой живую протоплазму, давным-давно изъятую у какого-то трупа и взращенную в лаборатории. Он обладал определенной свободой действий, ибо мозг его, скрытый в металлической брюшной полости, был отнюдь не механизмом, дистанционно управляемым из подземной штаб-квартиры, а серой белковой массой, как у человека, вдвое большим по размерам и обладавшим половинным, по сравнению с человеческим, интеллектом. Коп не мог вести вежливый светский разговор и тем более был не способен к оскорбительным высказываниям, но со своими обязанностями справлялся отменно, не говоря уж о том, что его невозможно было подкупить или переубедить. И не в пример своим предшественникам, он передвигался не на колесиках, а на ногах с плоскими ступнями.
Присмотревшись к жетону на его груди, братец Джон спросил: – Офицер О`Мейли, где находится космопорт?
– Что именно в космопорте? – осведомился полицейский.
Говорил он громко и без интонаций, и у братца Джона пошли мурашки по спине, словно он общался с человеком, у которого изъяли душу.
– Ах да, я и забыл, – спохватился братец Джон. – Я так давно уже не общался с полицейскими. Обычно они стреляли в меня. Я pas (Не так ли?). Свяжу вас с управлением. – Огромной кистью с серым чешуйчатым покрытием он уже взялся за микрофон, торчащий на голове сбоку.
– На американском, – торопливо остановил его братец Джон. – Я хотел бы узнать, как отсюда попасть в космопорт Четвертого Июля?
– По трубе, или у вас своя машина? – уточнил коп.
Сунув руки в объемистые карманы рясы, братец Джон вывернул их.
– Бреду посуху, – грустно сказал он.
– Вы сказали, что говорите по-американски. Пожалуйста, говорите по-американски.
– Я хочу сказать, что добираюсь до космопорта пешком, – сказал братец Джон. – Прогуливаюсь.
На несколько секунд коп погрузился в молчание. Его металлическая физиономия была совершенно бесстрастной, но обладающему живым воображением братцу Джону показалось, будто по ней скользнуло и тут же исчезло изумленное выражение.
– Я не могу проинформировать вас, как добраться до него пешком, – сказал коп. – Минутку. Я переадресую ваш вопрос управлению.
– В этом нет необходимости, – перебил его братец Джон.
Он уже предвидел долгие объяснения с управлением, когда придется растолковывать, почему он предпочитает идти пешком от города до столь отдаленного пункта. И возможно, ему потребуется ждать появления копа-человека, который станет разбираться с ним на месте.
– Я могу до самого конца идти вдоль трубы, – сказал он, показывая на ряд высоких металлических стержней, каждый из которых поддерживал огромное металлическое кольцо. – Каким образом мне попасть к ближайшему входу в космопорт Четвертого Июля? – добавил он.
На этот раз коп молчал две секунды. После чего сказал: – Вы не имеете в виду дату четвертого июля? Вы имеете в виду космопорт, именуемый «Четвертого Июля»? Верно?
– Верно, – подтвердил братец Джон.
– Городские службы рады услужить вам, – сказал коп.
Братец Джон тут же отошел от него. От взгляда живых глаз на мертвом лице он испытывал смущение. Но не мог отделаться от мысли, в самом ли деле эти полицейские такие уж неподкупные.
Ах, если бы с этим копом общался давний Джон Кэрмоди, все было бы по-другому! Вопросы задавал бы не смиренный брат-послушник ордена Святого Джейруса, а самый продувной жулик во всей вселенной, и уж он-то доподлинно выяснил бы, в самом ли деле существует такой коп, которого невозможно ни подкупить, ни обмануть, ни уломать.
«Джон Кэрмоди, – сказал себе братец Джон, – ты еще очень далек от чистоты в мыслях. И страдать тебе неизбывно под грузом своих грехов. Да обережет тебя Господь! Не успел ты выйти за стены обители и едва столкнулся со внешним миром, как уже вспоминаешь прошлые деньки как доброе старое время. Ты же чудовище, Джон Кэрмоди, ужасающее чудовище, достойное подобающей кары. И нет в тебе ничего от раскаявшегося грешника, каковым ты себя представляешь».