Нет, нельзя думать о нём плохо. Он — её единственная надежда. И пусть он совершенно ей непонятен, он хоть честен и с ней и с остальными. Как же она удивилась, когда ей подтвердили, что мальчик никогда не врёт. И не как моник, которые, говорят, просто теряют сознание от вранья, а просто так. С какой галактики прилетело это чудо?
Эх, а ведь сегодня было две возможности для сближения. Она даже получила приглашение в гости, с конкретным намёком, чем они там будут заниматься. Победа, казалось, была уже близка. Он даже в какой-то степени даже нравиться ей начал в последнее время, хотя она считала, что таких людей больше не появится в её жизни. Да и не нравился бы — потерпела бы пару минут, не развалилась. И не такое терпела или вон, сегодня ночью опять придётся. Зато потом можно было бы просить у него помощи. Сейчас-то он наверняка откажет, с чего ему помогать какой-то непонятной девице, да ещё и с короткими волосами. Эх, хорошо хоть титьки выросли. Только, он на них ни разу даже взгляда не кинул, словно ему всё равно, какая у девушки грудь. А она-то дура считала, что уж этот «аргумент» будет самым действенным.
Тоска по отцу, по потерянным волосам, злость на себя за потерянную возможность, всё это опять навеяло сильную злость, которая переросла в тоску. Вот за что ей это всё? Чем она провинилась перед галактикой? Неужели действительно справедливость возможна только после смерти, как утверждала одна из девочек в монастыре? Хорошая была, добрая. Говорила, что всех надо прощать. Её убили в городе неизвестные. За что? Денег у неё никогда не было. Найти бы этих уродов и спросить: чем вам помешала девочка, которая никому не отказывала и любила весь мир? Нирона надеялась, что та действительно нашла справедливость после смерти.
Дед сидел рядом и тоже был молчалив. Нирона не могла даже себе признаться, но он с самого начала ужасно пугал её. И это не смотря на искреннюю благодарность, которую она испытывала, после того, как он забрал её из монастыря. Сейчас благодарность почти ушла, но вот страх остался. Вот он сидит рядом, в суровой задумчивости. Ну как такому пожаловаться на «воспитательный процесс» мужа его родной дочери? На его плечах большая семья, целый выводок таких, как она, «родственников». Не стоит отвлекать его от серьёзных дел.
Видимо, не всё гладко прошло на комиссии, но то, что она поступила, он подтвердил. Завтра тесты, распределение. Думается, нужно приехать заранее, а мальчика можно и подождать, разыграв, что просто задержалась в школе. Или прямо сказать, что ждала его? А он не загордится? Хотя, пусть гордится. После начала учёбы, его будут ждать в школе куча её конкуренток, которые пока что не догадываются, какой возможный приз будет рядом с ними целых три оборота.
— Нирона, сегодня ты хорошо поработала. — Неожиданно заговорил дед. — Я тобой доволен. Скажешь Зихару, что ты сегодня освобождена от учебы. Если будет настаивать, скажи Рикену, что это моё указание, он разберётся.
Волна восторга охватила её. Вот это подарок! Неужели она сегодня будет освобождена от этого прыща? Но радость тут же сменилась разочарованием. Она поняла, что если днём не получит «воспитания», ночью будет двойная доза.
Завтра! Завтра она увидит Валериуса. Он приглашал её в гости, на ночь, а она его чем-то обидела. Она попросит прощения, пусть он опять её пригласит. Она согласна быть для него кем угодно! Хоть любовницей, хоть женой, хоть вообще ковриком в прихожей, только бы ночью не возвращаться «домой». Больше терпеть нет сил, она сорвётся и задушит во сне эту пародию на человека. Или убьёт себя.
*****
Комиссия по зачислению заседала без перерыва уже больше часа, и все устали. В этом обороте школа неожиданно переехала в другое здание, бывший интернат. Даже ремонт местами уже был сделан, привезли новые интерактивные столы, в учебных классах заменили доски.
В связи с экспериментом правительства, было много новых учеников, а все личные дела было принято зачитывать, чтобы учителя имели общее представление, с кем столкнутся во время учёбы. Всех новых учеников, чьи дела были зачитаны, после обсуждения было решено зачислить. Всем особо проблемным было отказано в зачислении ещё на начальном этапе в рамках «среднего балла», после начальной школы. Часть не прошли клятву, почему-то пытаясь соврать монику.
Осталось последнее личное дело, которое секретарь, по просьбе директора, зачитала последним. Только окончание его прочтения вызвало не обсуждение, а полную тишину.
— Ну что скажете? — Директор, а сегодня и председатель комиссии, нетерпеливо оглядел собравшихся. — Предупреждаю, не принять мы его не сможем. Он из побочной семьи, да и оплата уже прошла за все три оборота.
— А в чём проблема? — Учительница общего языка поправила лежащие перед ней стопкой новые методические материалы. В связи с корректировкой учебного процесса, их всем выслали просто огромное количество, а она всегда читала только с листа, а не с экрана, упрямо распечатывая всю документацию. — Он что, маньяк? Это же обычный ребёнок. Мне он даже понравился: приятный, рассудительный. Логичные доводы принимает, возражает всегда с аргументами. Не читается мальчик, и что? У нас же учились когда-то серые, не вижу разницы.
— Мастер Дилион? — Директор повернул голову в сторону приглашённого моника. Большой наплыв новичков потребовал частого отдыха их штатному монику, и директор пригласил своего соседа, работающего в администрации.
— Да, я не могу его прочитать, но он не серый. — Степенно и с мягкой улыбкой ответил тот. — Я его чувствую, так что подтверждаю, что это так называемый «Перунский эффект». Да вы же сами только что слышали из его дела, что он родной сын одной из перунских воительниц, так что тут точно никто не врёт.
— А то, что он знак воина имеет? — Заместитель директора по учебной части озабочено спросил со своего места.
— Первый уровень ничего не значит. — Вмешался учитель военной истории. — Его могут иметь работники совсем мирных профессий. В своей жизни я встречал учёных, которые имели даже второй, но в драках не понимали ничего.
— Он точно боец. — Уверенно заявил учитель боевой и физической подготовки. — Я вам это без вариантов заявляю. Так двигаться может только тот, кто регулярно занимается, и всё тело подчинено именно бою, а не просто физкультуре. На клятве он даже встал так, что контролировал боковым зрением всех в комнате. Был полурасслаблен, а в таком положении тренированный боец может находиться часами. И реагировал на все движения других, даже плавные, а не только на резкие, как обычно делают просто нервничающие. Возможно, неопытный, но что боец — точно. Такого задирать опасно, сразу получишь в ответ.
— А как-то ограничить его агрессивность мы можем? — Опять подал свой обеспокоенный голос замдиректора.
— С чего Вы взяли, что он агрессивный? Я такого не говорил.
— Так все знают, что Перун готовит убийц! И он это подтвердил! Вот убьёт он кого-нибудь, а проверить кто прав, мы не сможем. Без подтверждения моника, слова детей ничего не значат.
— Если он посвящён в клановые вои, то он никогда не врёт, это основа их кодекса чести. — Учитель военной истории видимо попал на какую-то одну из своих любимых тем, потому собирался разразиться длинной лекцией.
— Так уж и никогда? — Скептически перебил его директор.
— Да. А вы думаете, почему, если перунцев нельзя проверить мониками, им всё равно доверяют? Как раз поэтому!
— А как узнать, посвящён он в эти «вои» или нет?
— Если посвящён, то у него должен быть позывной. — Это уточнил учитель по боевой. — Я слышал, они его вместо имени используют. Но я думаю, посвящён. Вон как лихо кулак ко лбу приставляет, прям как кадровый!
— И первыми перунцы не нападают. — Учитель истории всё порывался закончить свою начатую лекцию. — Это тоже связанное с честью и их кодексом.
— Ну, с нападениями других у него проблем не будет. — Усмехнулся директор. — Он слишком выделяется, так что конфликты неизбежны. Те же моники из новых классов его будут задирать обязательно, им не понравится, что они его читать не могут. Мистер Коргат, между делом, спросите у него про позывной. Кстати, а как далеко он может зайти в ответных действиях? Я слышал, что перунские воительницы за нападение на своего, могут убивать всех, кто даже только косвенно участвовал. Они как-то сами определяют, кто виноват, никому ничего не объясняя.