Он был одет в темную майку, темные брюки до щиколотки, а сверху – куртка с коротким рукавом, объемными карманами и нашивками. Начиная от локтя, белая ткань бинта «украшала» руку, разъединяя несколько пальцы, так что костяшки казались крепко сбитыми. Если бы Лайтинг опустила голову, она бы увидела ботинки с рифленой подошвой, которыми очень хорошо бить.
А еще Кэлум сильно пах мятой и еще чем-то свежим, что добавляют в жвачки без сахара и гели для душа для мужчин.
— Чего ты хочешь? — спросила Даниэль, когда стало ясно, что парень мешает ей пройти специально. Но тот будто бы не слышал вопроса. Он смотрел на нее проникновенно, в упор, заставляя Лайтинг нервничать.
Колба с тусклым, желтоватым светом «моргнула», погасла, снова вытолкнула из себя свет, отчего в глазах Даниэль на мгновение потемнело. Но она ничего не пропустила, парень все так же в упор смотрел на нее, все так же рука опиралась о стену, демонстрируя сильные, но поврежденные пальцы.
— Пропусти меня, если тебе нечего сказать,— холодно бросила девушка и вновь попыталась пройти. Но парень все так же спокойно преградил ей дорогу.
— Это уже не смешно! — вырвалось у Даниэль. Она слишком устала, чтобы еще торчать в этом темном коридоре, ожидая, когда его величество снизойдет до слов к ней. Она попыталась подвинуть парня, толкнув его, но ее руку остановили, так что Лайтинг не успела коснуться даже плеча. Наследник компании транспортных перевозок невозмутимо сжимал ее кисть, способный мгновенным движением как сломать ее, так и отпустить.
Лайтинг внутренне запаниковала, понимая всю двойственность возможностей Кэлума. И она попыталась вырваться из захвата, думая резко наступить ему на ногу и, вызвав резкую боль, отвлечь внимание от ее кисти. Но один и тот же прием не срабатывает дважды, и прежде чем девушка успела выставить локоть для удара по лицу, Диквей перехватил ее вторую руку, одновременно выпуская кисть. Теперь он сжимал ее подбородок, а, точнее кости челюсти, что сходятся клином у каждого человека, тем самым заставив Лайтинг запрокинуть голову. Теперь ее горло было беззащитным, теперь наступило время окончательной паники.
Даниэль вцепилась в кисть Кэлума, что сжимал ее подбородок, не слишком больно, но достаточно ощутимо. Другая рука была вытянута в сторону, но из-за того, что парень был выше, а его руки были длиннее, плечо Лайтинг вскоре заныло, вынужденное поддерживать руку в одном положении. При этом Кэлум еще мог заломить руку девушки, а при резком движении – вообще сломать, так что Лайтинг замерла, чтобы не провоцировать парня.
Его лицо оказалось неожиданно близко, так что Даниэль ощутила его теплое дыхание где-то у скул. Она попыталась скосить взгляд, чтобы осмотреться лучше, чтобы найти тот самый выход, шанс освободиться, но вместо этого она увидела полоску белой шеи над черным воротником, а потом – темные глаза, совсем близко.
Диквей притянул ее к себе, сжимая подбородок, одновременно заставляя Лайтинг вытянуть другую руку еще больше. Легкая боль, когда связки вытягиваются чуть больше, чем обычно, отвлекла девушку. Вспышка боли, а затем сухие губы коснулись ее губ, так что Даниэль вздрогнула.
Прикосновение длилось несколько секунд, которые показались Лайтинг самыми длинными в жизни. Она не понимала, что происходит, поэтому даже перестала сопротивляться. Ее обожгло чужое дыхание, и за ним последовал второй поцелуй. Он заставил ее принять прикосновение, пусть и скорее целомудренное, чем страстное.
Даниэль готова была заплакать от обиды и бессилия. Она понимала, что чужое желание, чужая воля прорвали ее оборону, ее замкнутое пространство. Ей нагло залезли в душу, не спросив, хочет ли она, чтобы ее целовали, дышали на нее, и пусть и то и другое не было неприятным, сама бесцеремонность возмущала ее.
Она принялась вырываться, наплевав на боль в руке, готовая, если надо, стерпеть ту жуткую боль, которая сопровождает перелом, лишь бы не чувствовать поцелуи своего врага.
Диквей выпустил ее практически сразу. Такие чувства он смог понять.
Лайтинг сжимала виски, не видя ничего перед собой. Осознание того, что она оказалась слабой, что такой, как он, запросто может заполучить ее поцелуй, а дальше – больше, вызвало страх и ярость. Ничего—ни капли себя, ни движение, ни эмоцию, ни ощущения — ничего без доброй воли она не даст, не позволит.
Кэлум понял, что переступил некое табу, но он не понял, что просто нарушил чужую волю. Ему показалось, что девушка испытывает отвращение к его особе, что он ей настолько противен, настолько презираем ею, что розоволосая готова вытерпеть любую боль, лишь бы избавиться от прикосновения, от ласки.
Больше всего на свете парень все-таки любил себя, и сопротивление девушки задело его, унизило, растоптало последнее хорошее, что было в нем. Он не привык, чтобы его отталкивали, он не смог стерпеть, чтобы его хрупкое, осторожное чувство так грубо отвергли. Это могло довести его до бешенства. Это могло сделать его безжалостным.
Хорошо, если эта девчонка не хочет его прикосновений, он не будет навязываться. Он не вспомнит о ней, поскольку вокруг достаточно других, готовых быть для него чуть ли не рабой, и уж он, будучи жестоким с ними, докажет даже этой Лайтинг, что жалкой окажется она, а не его чистое чувство.
В голове Диквея мелькнула мысль, что происходящее глупо. Он испытал что-то, что называют обычные люди любовью, но нигде эта любовь не нужна. Он сможет прекрасно без этой любви использовать девушек, даже если в жестких, звериных ласках намотает волосы на руку или ударит одну из них по щеке. В мире много извращений, которые доказывают, что людям нужна не любовь, а острота ощущений, боль и садистское удовольствие.
Но а пока он ввяжется в череду кровавых драк, выпустит всю ненависть и разочарование, чтобы эта Лайтинг, живая и по-прежнему недоступная, чертовски гордая и заносчивая девчонка не увидела его слабой стороны. Почему-то Кэлум знал, что не вынесет, если она увидит слабость в нем. Он не хотел окончательно падать в ее глазах.
Даниэль, напряженная, испуганная, готовая наброситься на него, если он только сделает шаг в ее сторону, мелко дрожала. То ли это было возбуждение, так что девушка едва сдерживала свою ярость, то ли от боли.
Кэлум не удержался, он послал ей взгляд, полный сожаления, а потом повернулся и растворился во мраке. Лайтинг слышала, как удаляются его шаги.
Стеклянная колба затрещала, завибрировала, выплевывая свет, но тут же погасла навсегда.