Выбрать главу

Криденс даже слегка напрягся. Геллерт, на самом деле, был не из тех, кто обсуждал хореографические моменты без присутствия тренера. Как бы они ни спорили. За все четыре года он обратился к Криденсу с подобной просьбой впервые, и это почему-то настораживало. Некстати закралась мыслишка, что Геллертом двигали в первую очередь какие-то личные мотивы, но тут же исчезла — Криденс всё ещё слишком хотел спать, чтобы закрепить эту мысль в своём сознании. А тем более — обдумать.

— Слушай, — пробормотал он, нащупывая ручку двери, — давай я сейчас приму душ, выпью кофе и тебе перезвоню, а? Ты меня разбудил, я ни черта не соображаю, а в таком состоянии принимать решения…

Геллерт слегка раздражённо выдохнул:

— Хорошо. Часа тебе хватит?

— Думаю, да, — подавить зевок не получилось, Криденс сильно зажмурился и потёр лицо ладонью. — Жди звонка, хорошо?

— Естественно, — Геллерт хмыкнул и отключился. Криденс вошёл в ванную, сунул телефон в карман висевшего на дверном крючке халата и на автопилоте влез под душ.

Тёплая вода немного вернула его к жизни и воскресила способность мыслить. Значит, Честити заключила контракт хотя бы с Геллертом. А учитывая, что до Альбуса у того не ладились отношения с тренерами, контракт и с ним тоже можно было считать заключённым автоматически. Хорошо. И Криденсу действительно было немного жаль, что ему не довелось присутствовать при встрече мисс Салем и её дочери с Геллертом. Это наверняка было… занятно.

Артистизм Честити и впрямь оставлял желать лучшего. Криденс хорошо помнил долгие тренировки, не менее долгие объяснения, разговоры и прочий титанический труд — почти что весь год после того, как он ушёл от мисс Салем. Так что Геллерт был абсолютно прав, говоря о начале тренировок загодя. Просто очевидно, что они должны успеть к Региональным турнирам. А для этого нужно было бы начать ещё вчера.

И в-третьих — «обсуждение короткой программы один на один».

Криденс провёл по телу мочалкой и прибавил напор воды. Было понятно: если Геллерт обратился к нему с такой… просьбой, если это вообще было просьбой, то для него это значило явно больше, чем рядовое обсуждение хореографических элементов новой программы. А поскольку раньше такого никогда не было…

Смыв с себя пену, Криденс хлопнул ладонью по рычагу смесителя и вылез из кабины.

Вытираясь, он рассеянно думал, что, во-первых, как минимум заинтригован. Во-вторых — соскучился. Что по Геллерту, что по катку и тренировкам.

И в-третьих, очень хотелось начать работать вместе с Честити. Пусть и не в паре, пусть просто на одном льду.

Криденс нахмурился, вытянул из халата мобильник и ткнул в строчку последнего вызова.

Он подумает об этом позже.

— Ты не поверишь, — язвительно пропел Геллерт. — Но, судя по всему, он выловил телефон из пруда.

— Ты ему позвонил? — Криденс почему-то даже удивился. Нет, в самом деле: нужно было выпить кофе. Конечно, они созванивались регулярно, конечно, в этом не было ничего особенного, так что… чему тут удивляться-то? Разве только тому, что Геллерт вызвонил Альбуса сейчас, не дожидаясь окончания отпуска — хотя с Криденсом собирался говорить наедине. Но одно никак не отменяло другого.

— Позвонил, — буркнул Геллерт. — И твои шансы остаться у родителей ещё на неделю только что резко уменьшились.

Криденс мысленно усмехнулся. В переводе с языка Геллерта это означало примерно «ты мне здесь нужен». Льстило до одури.

— Поругались, — предположил он даже без вопросительной интонации. И тут же прикусил язык.

Если Альбус выкатил Геллерту претензии из-за Честити… Если эти претензии звучали хоть сколько-нибудь серьёзно, то наставники действительно именно поругались. Возможно, по-настоящему, а не как обычно. И, судя по тону Геллерта…

— Криденс, — голос в трубке зазвенел, — я буду тебе крайне благодарен, если ты оставишь данную тему. Приезжай. Будешь в Нью-Йорке — сообщишь. Всё.

Даже сигнал окончания связи показался Криденсу резче обычного. Он со вздохом положил телефон на стол — за время короткого разговора успел дойти до кухни — и вытащил из шкафчика пакет с кофе.

Ну вот.

Опять он влез туда, куда не просили и не стоило. Геллерт, впрочем, всегда был довольно отходчив — по крайней мере, с ним — но конфликт всё равно оставался конфликтом, а никакие извинения прямо сейчас точно не сработают. Даже ещё хуже сделают.

Криденс вздохнул и щёлкнул рычажком кофеварки.

Ладно. Проблемы нужно было решать по мере их поступления.

~

Персиваль устало потёр глаза пальцами и снова уставился на лёд. Последние минут десять у него складывалось чёткое впечатление, что Ньют над ним издевается. Сегодняшнюю тренировку он решил посвятить совместным вращениям: равно как тодесы или поддержки, любой вид вращения потом пригодится. Абернати звонил ему накануне вечером и хрипел в трубку что-то о высокой температуре, и его голоса Персивалю оказалось достаточно, чтобы не просто разрешить ему не приезжать сегодня, но и категорически запретить появляться. «Отлежись, а то и сам свалишься, и остальных перезаразишь», — ворчал он под конец разговора. Абернати, впрочем, в ответ на это только усмехнулся — довольно жутко, учитывая севший голос. Так что теперь можно было сосредоточиться исключительно на отработке парных элементов, точнее — одного конкретного элемента.

И первые два часа тренировки всё шло, как по маслу: Тина и Ричард крутили встречную либелу, переходя в «английское», Ньют с Куини — наоборот, и ошибок у них Персиваль не замечал, разве что помарки, о которых можно было заявить спокойно и даже не подзывая к себе. А после перерыва он решил, что ребята могут поменяться — и вот тут-то и начались проблемы. Которых у Ньюта никогда не было — с вращениями.

Вздохнув, Персиваль громко кашлянул, дождался резкого поворота рыжей головы в свою сторону и молча махнул рукой.

Подкатившись — легко, изящно, ни следа от неуклюжей постановки ребра или неверного перехода! — Ньют оперся руками о бортик и заранее виновато потупился.

Персиваль глубоко вздохнул. Ругаться не хотелось. По понятным причинам — к тому же тренерское чутьё подсказывало, что всё не так просто, и ошибки Ньюта вызваны совсем не страхом, не расслабленностью после перерыва и даже не дурной привычкой «кататься головой».

Поэтому с языка сорвалось — вне всякой субординации:

— Ньют, ты что, издеваешься?

Тот запрокинул голову и негромко рассмеялся. Персиваль уже привычно не отвёл взгляда — любоваться можно было и просто так, не мечтая каждую секунду об этом веснушчатом горле под собственными губами.

— Не совсем. Подозвал бы раньше, я бы…

Он вдруг оборвал себя, как-то по-совиному покрутил головой и вдруг присел на льду на корточки, сложив на бортике руки, словно примерный студент. Персиваль невольно шагнул к нему и склонился чуть ниже. Отчего-то его даже не заботило, кто их там видит, и что этот кто-то может подумать.

— У меня к тебе предложение, — задорно сверкая глазами, негромко проговорил Ньют. — Точнее, просьба. Но только после того, как все уйдут, хорошо? Сможешь задержаться? Или всё закончить на полчаса раньше?

Голова пошла кругом, а разум категорически отказывался верить услышанному. Хотя, быстро одёрнул он себя, это не Ньют предлагал что-то… из ряда вон выходящее. Это Персивалю хотелось слышать в его словах что-то такое.

— Это твоя просьба? — пришлось прочистить горло, прежде чем заговорить. — Задержаться после тренировки?

Ньют улыбнулся:

— Именно. Только одному, хорошо? Без Серафины.

Персиваль стиснул зубы, вымучил улыбку и кивнул:

— Сам знаешь — я после них никуда обычно и не тороплюсь.

Ньют вдруг посерьёзнел, снова выпрямился и посмотрел на него почти строго:

— Дай тебе волю, и ты бы тут ночевал. А так нельзя, Персиваль. Ладно, я пошёл.

И, откатившись обратно к Куини, бросил ей пару слов, и они разъехались, чтобы снова сойтись в либелу. Персиваль прищурился, внимательно глядя на обоих — и никаких ошибок в отработке элемента не заметил.