Музыка прекратилась, на трибунах началась предсказуемая вакханалия. Персиваль на экране улыбался и тяжело дышал. Ньют поймал себя на том, что думает о таком сочетании — сумасшедшей улыбки и сбившегося дыхания — отнюдь не на льду. Отнюдь.
Он зачем-то досмотрел до конца — и повтор моментов, и оценки… и чуть ли не подпрыгнул, когда диван рядом прогнулся.
Видео как раз закончилось. В тренерской наступила тишина, нарушаемая только слабым гулом ноутбука.
Ньют медленно повернул голову, как будто бы его поймали на горячем, и никаких оправданий быть не могло. Хотя, естественно, ничего предосудительного он не делал.
Персиваль сидел чудовищно близко, почти касаясь бедра бедром, и пристально смотрел прямо в глаза.
Ньют сглотнул. На пару секунд ему показалось, что вот прямо сейчас его схватят за плечи, притянут к себе — и они наконец пройдут уже эту чёртову точку невозврата, около которой топтались уже давно…
— Считаешь, перебор? — негромко спросил Персиваль вместо этого, кивая на экран. Ньют возмущённо выдохнул. По многим поводам — но прежде всего потому, что ему уже смертельно надоело ходить вокруг да около.
А раз так — хватит валять дурака, и пора брать дело в свои руки.
— Нет, — отозвался он, протягивая руку и аккуратно закрывая ноутбук. Спасибо медленному интернету: следующее видео просто не успело загрузиться и нарушить тишину. — Нет. Считаю, что ты прекрасен.
Вообще-то эти слова были совсем не из его лексикона. Но тут, похоже, во весь рост вставала необходимость тяжёлой артиллерии.
Персиваль кашлянул — похоже, не знал, что ответить. Ньют стиснул зубы. Ну сколько же можно, ну он же всё понимал… ну неужели Ньют недостаточно показал свою заинтересованность?..
Видимо, нет.
Глубоко вдохнув, он опустил руки Персивалю на плечи, придвинулся вплотную, уничтожая и так мизерное расстояние, на котором они находились, и выдохнул в щёку:
— Перси…
Что сказать дальше, он понятия не имел — и отчаянно надеялся, что Персиваль вспомнит: раньше Ньют никогда не сокращал его имя. И что это послужит для него уже достаточным, чтоб его, намёком.
Персиваль чуть заметно вздрогнул, обнял Ньюта за плечи — и через секунду скользнул рукой ниже, огладил горячей ладонью между лопаток, замер, чуть повернув голову — губами к губам.
Лучшего приглашения и быть не могло.
Безумно хотелось целовать сразу глубоко и даже, может быть, яростно — дорвался наконец! — но вышло осторожно, нежно и медленно, долго и едва касаясь языком нижней губы — всё правильно, они только друг друга пробовали — но уже это заставляло задыхаться, вцепляться пальцами в его куртку, прижиматься теснее и едва ли не стонать в чужой рот.
Разорвав поцелуй, Персиваль стиснул Ньюта в объятиях так крепко, что тот мимолётно испугался за свои кости, но это тут же прошло — его просто вжали в себя, не давая возможности вырваться, и это было так хорошо, тепло и надёжно, что говорило о многом лучше любых слов. Такое невысказанное «я с тобой, я здесь, я никуда тебя не отпущу, раз уж получил» заставляло тихо млеть в его объятиях, закрыв глаза и вжавшись щекой в плечо. А дышать, несмотря на железную хватку, было очень легко.
И не хотелось ничего говорить. Вообще ничего. Хотелось просто быть с ним рядом. Всё равно, как.
Теперь всё было, как надо. Наконец-то. Просто правильно — Персиваль рядом, Персиваль его обнимает, они наконец-то перешагнули через дурацкую границу. Так что…
Правда, всё это слегка омрачало то, что сонливость никуда не ушла. Даже теперь, после всплеска адреналина — что ж, всё верно: на смену ему пришло умиротворение. И больше всего Ньют сейчас мечтал о том, чтобы уснуть — вот так, у Персиваля на плече.
Пожалуй, он был готов на это даже здесь, в тренерской. В конце концов, этот диван раскладывался.
Впрочем, Персиваль вряд ли согласится. Насколько Ньют успел его изучить, он весьма ценил комфорт. А здесь его было сложновато добиться.
— Ньют, — Персиваль шептал, касаясь губами уха, и от этого Ньют предсказуемо задрожал в его руках, — мне кажется, или ты носом клюёшь?
Ньют смущённо улыбнулся в чужое плечо:
— Клюю. Прости.
— За что? — Персиваль хмыкнул, чуть отстранился, но за плечи обнимать не перестал. — Если ты думал, что едва тебя поцеловав, я тут же тебя и завалю на этот самый диван, то зря.
— Нет, конечно, — Ньют фыркнул. — Не думал. И потом, мы слишком долго танцевали вокруг да около, так что можем и ещё чуть-чуть спокойно подождать. Я сейчас правда ни на что не способен.
Персиваль усмехнулся, вставая:
— Я уж вижу. Так что давай я отвезу тебя домой. Только не спи в машине.
— Я не идиот, — возмутился Ньют. — Мало ли что. Переломы никому не нужны.
Даже если Персиваль будет ехать медленно, от резкого торможения никто не застрахован. А если мышцы будут расслаблены… короче говоря, при их профессии рисковать было нельзя.
Уже идя по коридору, Ньют спохватился:
— А моя машина как же?..
— Завтра заберёшь, — отозвался Персиваль. — Утром я за тобой заеду.
Сердце подпрыгнуло и забилось немного чаще. Даже неясно, почему — впрочем, какая разница. О нём заботились, более того — о нём явно хотели заботиться. К тому же… фантазия даже сейчас, когда он, считай, спал на ходу, подкидывала кое-какие идеи о том, что они смогут успеть за завтрашнее утро. И пусть немногое, но всё же…
В машине Персиваль молча сунул ему термокружку. Ньют глотнул кофе и улыбнулся — напиток оказался с корицей. Ещё один довод в пользу «хочет заботиться».
Внимательный. И память хорошая.
Сейчас Ньют жалел, пожалуй, только о том, что они зачем-то ждали аж четыре года. Хотя, положа руку на сердце, тогда, в самом начале, могло ничего и не получиться. По многим причинам. А сейчас — да, пожалуй, сейчас было очень подходящее время.
— Два глотка, и хватит, — велел Персиваль, заводя мотор. — А то сейчас-то взбодришься, но и потом не уснёшь.
— Конечно, — Ньют сунул кружку в подставку. — Я вообще в последнее время плохо сплю.
— Может, хоть теперь скажешь, почему? — Персиваль коротко взглянул на него и снова уставился на дорогу. Ньют усмехнулся:
— Теперь скажу. Всё думал, почему мы с тобой оба на месте топчемся и решиться не можем.
Персиваль привычно вернул смешок:
— В таком случае, думаю, сейчас ты вырубишься, как миленький. Несмотря на кофе.
— Вырублюсь, — согласился Ньют, аккуратно сцепляя пальцы в замок. Смертельно хотелось накрыть ладонью руку Персиваля, но он, к сожалению, вёл машину. Внутри всё пело от радости: необходимость внимания к дороге была отныне единственным препятствием. И, к примеру, на светофоре будет можно.
Когда они притормозили, и Ньют молча сделал, как хотел, Персиваль только чуть повернул ладонь и прогнул её вверх, странным образом стараясь переплести их руки. Ньют ответил на это полупожатие, касаясь подушечками пальцев его ладони, чувствуя, как та расслабляется, и борясь с желанием потянуть на себя и начать аккуратно выцеловывать — от ногтей до запястья. Если он это сделает, риск аварии повысится в пару раз. А светофор уже отсчитывал последние пятнадцать секунд.
Раньше, натыкаясь в книгах на слова «осязаемое тепло», Ньют относился к ним крайне скептически. Сейчас был готов взять весь свой скепсис обратно. Сидя рядом с Персивалем, просто держа его за руку, да даже всего лишь находясь с ним в одной машине, он узнал, что так вполне себе бывает.
…Припарковавшись около дома Ньюта, Персиваль нажал на кнопку рядом с его сиденьем, освобождая его от ремня безопасности, отстегнул свой и потянулся к Ньюту, вплёл пальцы ему в волосы, поцеловал — жадно, горячо — и быстро отстранился, едва Ньют только-только начал входить во вкус.
Улыбнулся в ответ на короткий протестующий возглас, огладил ладонью щёку, провёл по губам большим пальцем — Ньют не удержался и аккуратно его прихватил, слегка всасывая, и удовлетворённо хмыкнул, услышав, как у Персиваля сбилось дыхание.
Отстранялся тот с явным трудом. Но всё же устроился на сиденье, пристегнулся заново и сжал ладонь Ньюта: