Необходимость держать чужую тайну под замком тяготила. Он очень не хотел иметь секретов от Честити. Даже если секреты принадлежали не ему.
— А ты сама не заметила? — невесело усмехнулся он, привлекая её к себе поближе. — Геллерт решил, что можно уже перестать валять дурака. Всё вернулось на круги своя.
— Только это я как раз и заметила, — фыркнула она. — Но мне больше интересно, почему он это решил, если честно. И почему после Нового года они были такие…
— Вежливые? — Криденс ухмыльнулся, коротко целуя её кожу между плечом и шеей. Удовлетворённо улыбнувшись в ответ на довольный вздох, он с сожалением отклонился немного и прикрыл глаза. Придётся объяснить хотя бы часть. Доступную часть. Ту, о которой Честити легко могла бы догадаться сама.
— Да. Вежливые. Даже страшно было.
— И мне, — он чуть скрипнул зубами. — Ты знаешь, я столько лет мечтал, что они когда-нибудь прекратят цапаться, начнут разговаривать по-человечески, и будет мне, наконец, покой. И вот они начали, а покоя и в помине нет, и тревога даже появилась — а раньше её не было. И я понял, что они ругаются, когда между ними всё… ну, в порядке. А если нет…
— Семейная ссора? — хмыкнула Честити. И расхохоталась, когда у Криденса округлились глаза. — Послушай, я всё-таки не слепая. Они пререкались, как старая парочка, которая ещё не всё друг другу сказала за всю долгую и нудную жизнь. И оставались при этом, кстати, очень близки. А потом…
— А потом Геллерту попала вожжа под хвост, и он позвонил Альбусу на Рождество, сидя на своём Гоа, — буркнул Криденс. Кажется, скрывать всё и дальше было уже бессмысленно. — И сам этого испугался. И скатился в холодную вежливость, пугая уже нас всех. Конечно, нельзя страдать одному, если ты Геллерт Гриндельвальд.
Честити рассмеялась, снова запуская пальцы ему в волосы. Что ж такое, как тут сосредоточиться…
— Так они правда?..
— Раньше, — пробормотал Криденс, закрывая глаза. — И ты права, они… действительно друг другу не всё сказали. Далеко не всё. И Геллерт ещё хочет сказать. И знает, как. Но всё не может решиться.
Честити, прикусив губу, глянула куда-то мимо его уха.
— Как сложно…
В её голосе звучала масса всего — сочувствие, непонимание, удивление, много чего ещё — но точно не насмешка. Хорошо. Не то, чтобы Криденс этого боялся, но если бы Честити хоть немного свысока отнеслась к проблемам их наставников, Криденс не знал бы, что ему делать. Как бы он отреагировал, если бы один близкий ему человек снисходительно смотрел на несчастье двоих других?
Он подозревал, что очень плохо. И был счастлив, что ему не доведётся этого узнать.
— Сложно, — отозвался он, когда молчание из сожалеющего стало неловким. — Знаешь, иногда мне хочется запереть их в одной комнате и спрятать ключ подальше, пока они не… уладят все свои разногласия.
— Вряд ли поможет, — фыркнула Честити. — Хотя мысль интересная, конечно. Возможно, они быстренько поймут, кто с ними это сделал, и объединятся уже для того, чтобы надрать тебе задницу.
Криденс расхохотался, представив, как Геллерт привычно фонтанирует возмущением, а Альбус сокрушённо качает головой. Нет, они бы вряд ли всерьёз сердились. Ну… э… Если бы провели взаперти не дольше десяти минут. Даже пяти.
Так, к чёрту. Если его мысли начинали становиться хоть немного абсурдными, то это было явным признаком усталости, а ему завтра короткую катать.
Хорошо бы сменить тему…
— И утром ты решил помочь ему всё исправить хотя бы на постоянном уровне? — Честити деловито заправила ему за ухо выбившуюся прядку волос. Он даже вздрогнул — прикосновение отдавало новизной и было приятным до одури.
— Примерно, — выдохнул он, понимая, что мысли путаются, и обсуждать всю эту ситуацию он больше не хочет. — Но…
Она снова рассмеялась и вдруг резко толкнула его в грудь, роняя поперёк кровати:
— Но — ты прав — в мире есть множество куда более интересных занятий.
Отвечая на поцелуй, Криденс подумал, что он точно один из самых счастливых людей на этой планете.
~
Ньют стоял рядом с Персивалем, почти касаясь его плечом. Куини — тоже довольно близко, и частенько прикусывала нижнюю губу. Тина и Ричард, откатавшие свою программу в прошлой разминке, сидели на трибуне для спортсменов и наставников, и на лёд не смотрели. Как, впрочем, и Персиваль с Кунии и Ньютом: просмотр чужих прокатов за несколько минут до начала собственного всегда сбивал. Как бы соперники ни откатали.
Тина с Ричардом пока шли третьими. Олова уже не выйдет: их непременно сместят, но…
Стадион вдруг охнул, и Персиваль всё-таки глянул на лёд. Соперники как раз поднимались, намереваясь продолжать программу. Двойное падение. Кажется, с прыжка. Серьёзно.
— Перси, — Ньют говорил с лёгкой хрипотцой — волновался. Но, судя по всему не очень сильно. — Перси, мы пока сядем.
— Конечно, — отозвался он, с огромным трудом поборов искушение взять Ньюта за руку. Просто на секунду. — И не смотрите.
— Не будем, — Куини даже не улыбнулась, просто глянула серьёзно и уселась рядом с сестрой, тут же обнявшей её за плечи и зашептавшей что-то, Персиваль не слышал.
Сам он на лёд смотрел, уже не отрываясь. Сильная пара, вчера они были пятыми в таблице, сегодня вытянули предпоследний номер в последней разминке, но падение…
И ещё одно падение. Очень неудачный выброс.
Стадион взвыл, Персиваль сжал кулаки. Соперники явно нервничали, а нервничая после двух ошибок, можно наляпать ещё больше. Не то, чтобы он на это надеялся — неспортивно, бесчестно — но если они не сместят Тину и Ричарда, будет очень неплохо. Потому что Ньют и Куини, получившие первое место по итогам короткой программы, точно отодвинут товарищей по команде на строчку ниже.
Текущий прокат закончился недокрученным вращением, пять с половиной вместо шести. Персиваль выдохнул сквозь зубы.
Оценки.
Пятые.
Тина неверяще смотрела на большой экран над катком, Ричард ухмылялся так, что не улыбнуться в ответ было невозможно.
Ньют и Куини взялись за руки, ещё только выходя на лёд.
— Даже малое золото — это уже замечательно, — выговорил Персиваль, пока они стояли у бортика. Напутственная речь всегда имела значение. Особенно теперь. — Но я верю, что оно может стать большим.
Куини коротко и нервно рассмеялась. Ньют серьёзно кивнул, скользнул пальцами по бортику чуть вперёд, к Персивалю, и убрал ладонь.
— Но вы молодцы в любом случае, — продолжал Персиваль. — Просто помните это все чёртовы пять минут.
— Мы и не забывали, — Куини склонилась вперёд и поцеловала его в щёку. Он вернул ей поцелуй, потянулся и сжал плечо Ньюта. Как бы ему ни хотелось сделать наоборот, здесь были камеры.
Они отвернулись и направились к центру катка. Краем глаза Персиваль увидел, как к нему подходят Серафина, Тина и Ричард, но только дёрнул подбородком, показывая, что знает об их присутствии. Сам он «все эти чёртовы пять минут» постарается даже не моргать.
Стадион орал, приветствуя его фигуристов, и Персиваль в который раз за сезон ощутил законную гордость. Чёрт, давно бы так.
Ладно-ладно. Не до этого.
Когда зазвучала музыка, и Ньют с Куини вскинули руки в первом движении, Персиваль даже вздрогнул. Слишком неожиданно, слишком… ярко, хотя он видел это далеко не впервые.
Шаги, такие синхронные, что если бы не разница в росте и не перспектива, можно было бы на секунду подумать, что на льду один человек. Заход на риттбергер, прыжок, блестящий выход, никакого видимого расхождения. Поддержка, долгая и высокая. Снова шаги… прыжок… выброс… ну давайте же, давайте!..
…Зал взревел, казалось, задолго до того, как Ньют и Куини закончили программу выходом из параллельного бильмана. Так взревел, что Персиваль на секунду оглох, что голос диктора затерялся среди оваций, что Серафина рядом поморщилась, не прекращая при этом улыбаться. Ричард за спиной тоже орал, да и сам Персиваль бы, пожалуй, не отказался.