Выбрать главу

Я другой такой страны не знаю, Где так вольно дышит человек...

Это была бы замечательная фраза, но и я не знаю в советской поэзии более страшных строк, ведь мы помним, что она была написана акурат во второй половине кровавых тридцатых... Самодеятельная песня не сосредотачивалась только на социальных язвах, только на репрессированных, на униженных и оскорбленных... Она их не чуралась, но в ней тоже заключалось мощное романтическое начало. Лирический герой Анчарова отнюдь не ущербная личность. Это добрый, сильный, способный на решительные действия человек, не святой /"где ж ты святого найдешь одного, чтобы пошел в десант?"/, но прочных моральных устоев. Он законченный идеалист, в том смысле, что у него есть определенный, ясный идеал. От канонизированных героев песен, которые все время плывут "навстречу утренней заре /2-ой раз. - В.Р./ по Ангаре, по Ангаре", лирический герой Анчарова отличается, так сказать, своей неангажированностью, он романтик, но не гигантских плотин, он романтик души. Его сила в уме, в душевном шарме, в незыблемости принципов. Совершенно несомненно ( он интеллигент. Героями наших песен часто становились солдаты, комбайнеры, шахтеры, летчики, что же касается работников умственного труда ( что-то не припоминается. Не заслужили , видимо. Мыслимо ли себе представить, что в текстах "нормальных" песенников появилась строка типа "Пора Эсхила путать с Эмпедоклом". Большинство из них прежде всего спросило бы: "А кто это такие?" И в дальнейшем самодеятельная песня резко отступала от традиционных углекопов.

Солнцу навстречу выйдем /3-ий раз. ( В.Р./, Шире и тверже шаг, Мир коммунизма виден С вышек донецких шахт...

Это мажор официальный...

Мы саперы столетья! Слышишь взрыв на заре? Это кто-то из наших Ошибся...

Тоже своего рода мажор, но между ними две большие разницы. Конечно, вовсе не обязательно делить героев по образовательному цензу. Я ничего не имею против запевал любой профессии и любого ранга. Возражать надо только против картонных хороводов. А так, что ж. Пусть сочиняют песни и деревенские, и городские поэты, запретных областей не должно быть, но есть так много общих тем, от которых не откажется ни один песнетворец. Любовь, допустим. Но ведь и любят разные лирические герои по-разному, и чувства свои высказывают непохожими словами. Для анчаровского героя любовь ( это шквал, землетрясение, лавина. И счастье, и разлуку он переживает так же интенсивно, как и все остальное.

И стала пятаком луна Подруга полумесяца, Когда потом ушла она, А он хотел повеситься...

И еще одно резко выраженное начало вылезает на первый план в песенной лирике Анчарова ( антимещанское. Его герой ненавидит обывательщину яростно, можно сказать, физиологически. В этих местах обычно целомудренная муза Анчарова готов взорваться любой грубостью. Основные черты лирического героя анчаровской лирики полностью перешли уже не в лирических, а в настоящих героев его прозы. В первую очередь, в самых любимых, таких, как Гошка Панфилов ( Памфилий, да и во всех остальных тоже. Когда я впервые читал повесть Анчарова "Теория невероятности", то удивлялся, откуда мне так хорошо известны ее действующие лица, я заранее знал, как они поступят в той или иной ситуации и чем вся история закончится. Потом понял: из песен. Проза, конечно, заземляет взвихренные поэтические декларации, в ней нельзя ненавидеть мещанина вообще, а только конкретного дяденьку с постоянной пропиской, там нельзя любить чернооких красавиц вообще, а надо реагировать на женщин с именем и фамилией, там недостаточно заявления, что нам-де все по плечу, а требуется доказать это. И герои Анчарова доказывают. Я, например, не помню, чтобы где-нибудь литературный герой предлагал свое решение вековечных проблем, как это мимоходом проделал герой "Самшитового леса" с великой теоремой Ферма, пусть даже хулиганским с точки зрения математиков способом. А теперь вернемся к лирическому идеалу. То там, то здесь в стихотворениях Анчарова возникают образы прекрасного мира, хотя и нельзя сказать, что этот мир отличается чрезмерной государственной или социальной определенностью. Пожалуй, его главная примета ( синие небеса. Словно в нашей жизни так уж никогда и не бывает чистого неба. А вот, поди ж ты, мы хорошо понимаем, что поэт имеет в виду другую, недоступную нам синеву:

Там по синим цветам Бродят кони и дети, Мы поселимся в этом Священном краю. Там небес чистота, Там девчонки ( как ветер, Там качаются в седлах И старые песни поют...

Да, там обязательно должно быть что-то старинное ( песни, корабли. Как у Грина, со стихов которого и начался Анчаров-песенник еще в восемнадцатилетнем возрасте. Грин выдумал Лисс и Зурбаган, Анчаров выдумал блаженное село Миксуницу, что вовсе не означает, будто таких населенных пунктов нет на свете. Ведь этот мир не географическая точка, а состояние души. А следовательно, там может поселиться каждый. Без документов. Его осколки беспорядочно разбросаны в реальной действительности, их можно отыскать, при желании, конечно, и это делает анчаровскую романтику не беспочвенной. Даже если станет совсем тошно, надо только напомнить себе:

...Спокойствие, мальчики! Еще не сказаны все слова...

Часто встречаемое в стихах Анчарова слово "красота", это просто сокращенное обозначение того самого идеала, на верность которому присягают герои Анчарова. И когда человек находит осколок прекрасного мира или ( что тоже самое ( когда он встречается с настоящей красотой, то с ним происходит чудо: маленький человек может стать большим, даже великим, как это и случилось с героем "Песни об органисте". А разве "Баллада о танке Т-34" не о встрече с той же красотой, не о том же превращении малого в великое, страшного в милосердное? Рядовой, можно сказать, "маленький" танк превращается в огромный символ любви, "смертию смерть поправ". Нельзя требовать от одного поэта, чтобы он выразил всю правду своего времени. Полный духовный портрет способна дать только поэзия в целом. Но целое состоит из частей. И каждое стихотворение может представлять ценность, если разумеется, оно написано искренне, честно и талантливо. Поколение Анчарова, наше поколение, наверно нельзя назвать счастливым, а впрочем, может быть, и можно. И мы для чего-то понадобились истории.