— Что? — спросил Вагин, присев на подоконник.
— Не помню, — сказал Хамченко — он устроился на стуле перед экраном. — Не знаю. Не могу. Не умею. Не получается… Что-то с памятью моей стало, все что было не со мной, помню…
— Что? — Вагин повернул голову к серьезному пожилому мужчине в очках, стоящему у проектора.
— Мудозвон, — тотчас откликнулся серьезный мужчина в очках. — Чистый мудозвон.
— Ага, — подтвердил морщинистый сержант, стоящий у двери. — Точно.
— Хорошо, — сказал Вагин.
Спрыгнул с подоконника, раздернул шторы, с сухим хрустом открыл оконные рамы, они задрожали стеклянно, повернулся, подошел к съежившемуся вдруг Хамченко, взял его за шиворот, одной рукой потащил к окну — тот упирался, безуспешно отдирал от себя Вагинскую руку, — повалил на подоконник, спросил вяло:
— Какой этаж?
— Четвертый… — с трудом выдавил из себя Хамченко.
— Городухин и сержант подтвердят, что ты прыгнул сам, — сказал Вагин, полуобернулся к Городухину: — Городухин, подтвердишь?
— А то! — с готовностью отозвался серьезный мужчина в очках.
— Сержант?! — спросил Вагин.
— Или! — лихо козырнул сержант.
— Давайте сначала, — предложил Хамченко.
И опять замелькали брови, носы, ямочки, уши, бороды, морщины…
— Вот, — Хамченко тыкал пальцем в экран. — Вот, — нервничал, боялся, что не поверят.
— Хорошо, — сказал Вагин, взял у Городухина наспех склеенный портрет и вышел из кабинета.
Шел по коридору, разглядывал портрет Плечистого-Птицы, улыбался удовлетворенно. Разглядывал и улыбался, разглядывал и улыбался…
Проходящие мимо сотрудники вертели пальцами у виска и строили страшные рожи…
Вагин открыл дверь в кабинет. Просторный. Светлый. На столах компьютеры. Гудят, мигают, пощелкивают. Будто живые. За тремя компьютерами три девушки.
— Я к тебе, — обратился Вагин к одной из них. Поколебавшись, добавил: — Оля…
Оля медленно повернулась на крутящемся кресле — кресло крутилось неслышно, мягко, маслено — посмотрела на Вагина внимательно. Стройная, худенькая, длинноглазая. В тонком легком платье, коротком. Сидит, скрестив ноги, и рассматривает Вагина, с головы до ног рассматривает, с ног до головы.
— Пора обедать, — заторопилась вдруг одна из девушек, полненькая, вся в сером, будто пыльная. У двери уже обернулась, со значением подмигнула Оле.
— Пора, мой друг, пора, — подтвердила вторая, не полненькая, но тоже вся в сером, будто пыльная.
— Я к тебе, — повторил Вагин, когда пыльные вышли.
— С вещами? — усмехнулась Оля.
— С вещами, — подтвердил Вагин.
— Правда? — подивилась Оля. — И где же они?
Встала, цокая длинными каблучками, прошла по кабинету, под один стол заглянула, под другой, стулья отодвинула, за шторой поискала. Встала, наконец, перед Вагиным, в глаза ему посмотрела, не скрывая иронии.
— Где? — спросила вновь.
— Вот, — Вагин протянул фоторобот.
— Это не вещи, Вагин, — вздохнула Оля, взяла портрет, села к компьютеру. — Это работа.
— Работа, — кивнул Вагин, опустился рядом на стул.
— Словесный портрет, — Оля протянула руку.
— Ах да, — Вагин вынул из кармана бумагу.
— Где он судился? — спросила Оля.
— Здесь, — сказал Вагин. — Иначе бы я не пришел.
— Иначе бы не пришел… — с усмешкой повторила Оля.
Оля нажала на клавиши. Компьютер радостно замерцал.
— Я давно тебя не видела, — сказала Оля.
— Я тоже, — сказал Вагин. Лениво посмотрел в окно. Там было лето.
— Что тоже? — спросила Оля. Пальцы ее продолжали скакать по клавишам.
— Давно тебя не видел, — объяснил Вагин.
— Это естественно, — с легким раздражением проговорила Оля.
— Раз я тебя давно не видела, значит, и ты меня давно не видел…
— Ты думаешь? — Вагин зевнул.
Оля вдруг бросила компьютер и стремительно повернулась к Вагину.
— Вагин… — начала она.
— Что? — невинно спросил Вагин.
Оля какое-то время глядела на него молча, потом опять повернулась к аппарату, ответила:
— Ничего…
Компьютер попискивал по-кошачьи.
— Ты не занят сегодня вечером? — спросила Оля.
— Занят, — ответил Вагин.
— А завтра?
— Тоже.
— Много работы?
— Я не люблю, когда от меня убегают, — сказал Вагин. — Не люблю.
— Я помню, — сказал Оля. — Ты найдешь его.