Разглядывали друг друга.
Разделенные столом письменным.
Будто не виделись никогда.
Разделенные столом чиновничьим.
Стол широкий, длинный-длинный. Для начальничьего кабинета.
В глазах радуга. Семь цветов. И у Вагина. И у женщины. Яркие до боли.
Разделенные столом…
Она подалась чуть вперед. Губы разомкнула. Влажные. Теплые. И он склонился. Глотал слюну часто-часто, с трудом дыхание сдерживал.
Глаза у нее взбухли вдруг. Будто заплачет сейчас.
Еще немного, еще чуть-чуть, последний дюйм он трудный самый…
Коснулись губы друг друга. Легко. Пухово. Невесомо.
Как в сказке.
В жизни так не бывает.
Хоть застрелись из пистолета Макарова.
Но вот вздрогнули губы — ну него, и у нее, — разомкнулись, затрепетали обеспокоенно…
Этот стук в дверь их вспугнул, настойчивый и громкий. Взлетели губы и опустились тотчас по разные стороны стола. Разделенные столом милицейским…
— Ну?! — только и сумел выдохнуть Вагин.
Дверь заскользила бесшумно на ухоженных петлях. Открываясь.
На пороге — Оля, та самая, что из информационного центра, та самая, что с компьютером на пару Вагину фамилию злодея отыскала, та самая, что в коротком платьице и ничего из себя. Одна рука ее в дверной косяк уперлась, другая — в упругое бедро. Оля окинула взглядом посетительницу вагинского кабинета, усмехнулась едва заметно уголком розово-помадно-скользко-блестящих губ, мол, что это такое тут сидит. ЧТО ЭТО ТАКОЕ тут сидит? И пошла, покачиваясь на стройных ножках, к вагинскому столу, села на уголок, спиной к посетительнице, склонилась к лицу Вагина, открыла рот, чтобы сказать что-то, Вагин остановил ее жестом, повернулся к женщине, проговорил с трудом, предварительно откашлявшись тщательно:
— Вы простите, — опять откашлялся, — Анжелика…
— Лика, — с готовностью подсказала женщина. — Просто Лика. Для вас…
— Простите, — повторил Вагин. — Ну? — поднял лицо к симпатичной Оле.
Зашептала что-то Оля скороговоркой ему на ухо. Вагин кривил брови, вслушиваясь, кривил щеки, кривил лоб.
— Ну и что? — спросил, так ничего и не поняв.
Оля выпрямилась, потянулась сладко, выгнула спину, чтобы Вагин, а может, и не только Вагин, грудь ее разглядеть сумел — очень трудно было эту грудь разглядеть — очень она крупная и очень тяжелая, — произнесла томно:
— Ну хорошо. Потом.
Вышла гарцуя. Славная.
Дверь закрылась особенно нежно, и особенно мягко, и особенно бережно, и особенно бесшумно, будто и не было этой самой двери, а вместо нее болтался на смазанных петлях толстенький матрасик от полутораспальной кровати.
Так выражала симпатичная Оля свою радость по поводу появления в кабинете старшего оперуполномоченного уголовного розыска управления внутренних дел города, капитана милиции Вагина А. Н., большеглазой женщины по имени Лика.
Славная.
Так вот, как только закрылась дверь, Вагин встал нетерпеливо, не отрывая глаз от Лики, и даже не моргал. Так-то.
Лика поднялась, через мгновенье после него, через долю мгновенья, через тысячную долю мгновенья.
И опять коснулись друг друга губы.
Разделенные столом оперуполномоченным…
Вагин взял женщину за плечи, крепко. Цепко. Надежно.
Держал.
Целовал беспощадно.
Захлебывался.
Как тогда, в пятнадцать лет, под Одессой, в Коблеве, на пляже, ночью, тоненькую девочку по имени Марита.
…Или Карина.
…Или Лолита, ну да бог с ним, с именем…
Главное, все повторилось!
Волшебство.
Хоть застрелись из пистолета Макарова.
Лика закинула одно колено на стол, затем второе, затем третье… нет, насчет третьего это, пожалуй, перебор, приблизилась вплотную к Вагину, еще сильнее впилась в его жадный рот, непроизвольно навалилась ладным тельцем своим на него. Он не удержался, рухнул вместе с Ликой в кресло, и кресло не удержалось и рухнуло вместе с ними на пол…