Конфеты.
Тихо мурлычет Хулио Иглесиас. Интимно.
Свет от уличного фонаря освещает и кровать, стоящую рядом со столом. На кровати двое. Целуются самозабвенно, возбужденно стонут, вскрикивают сладко, обнаженные, жаркие, истовые… Это Патрик Иванов и Оля. Та самая Оля, что работает в информационном центре, и которая Вагину злодея с помощью компьютера отыскала.
— Еще! Еще… — в забытьи громко шепчет Оля. — Еще! Не останавливайся! Не останавливайся, Вагин! Не останавливайся, Санечка…
Патрик Иванов замер тотчас. Приподнялся над Олей, спросил четко и ясно:
— Кто? — ударил Олю по щеке.
Женщина вскрикнула испуганно. Патрик Иванов поднялся. Потянул за собой Олю. Опять ударил ее. Сильнее. Оля заплакала. Патрик Иванов нашел ее одежду, швырнул женщине.
Пока она одевалась, курил. Голый. Потный.
Открыл дверь, вытолкнул Олю из квартиры. В ночь.
Вернулся. Зажег свет. Достал из тумбочки кобуру с пистолетом. Вынул пистолет, взвел курок, подошел к кровати, направил ствол на подушку.
— Вагин? — спросил вкрадчиво и, якобы услышав утвердительный ответ, приказал зло: — Поднимайся, гнида!
Повел стволом, вроде как за поднявшимся Вагиным, скомандовал:
— Лицом к стене!
Приставил ствол к воображаемому затылку Вагина. Задрожал палец на курке. Патрик Иванов закрыл глаза, заморщинилось его лицо… Он откинул пистолет в сторону. Заныл тонко и протяжно…
Белое небо. Белые облака. Белое солнце. Белая река. Белый песок. Жарко. ЖАРКО.
Лика и Вагин плывут рядом. Быстро. Умело. Они уже на середине реки. Останавливаются. Лика обнимает Вагина за шею, целует его. Вагин отвечает горячо. Прижимает крепко женщину к себе. Какие-то секунды они не могут удержаться на плаву и уходят под воду, с головой. Выныривают, отфыркиваются, хохочут.
…На каленом сухом песке пляжа Вагин показывает Лике приемы рукопашного боя. Лика держится стойко, будто не в новинку ей все это. А потом и вовсе пытается лихой подсечкой сбить Вагина с пог. Вагин таращится на нее удивленно. Лика смеется. Опять ныряет в воду. Вагин за ней…
Уже сумерки. Город затих. Успокоился. Отдыхает в вечерней прохладе.
Остывает от зноя.
Остывают воспаленные дома. Остывают обожженные мостовые. Остывают расплавленные тротуары. Остывает вагине — кая машина. Остывает Лика. Остывает Вагин. Остывают гоп-стопники. Остывают марвихеры. Остывают щипачи. Остывают «отмороженные». Остывают паханы. Остывают проститутки. Остывают честные люди. Остывает земля. Остывает небо.
Вагин остановил автомобиль у тротуара. Бесшумно. Плавно. Вышел, захватив сумки. Свободной рукой обнял Лику. Поцеловал ее в губы, нежно, наслаждаясь. Не стеснялся прохожих, соседей на балконах.
Они вошли в подъезд. Поднялись по лестнице. Вагин отпер дверь своей квартиры. Пропустил женщину вперед.
— Кофе? — спросил, кинув сумки в прихожей. — Чай?
— Лед, — сказала Лика. — Лед. И еще раз лед…
— Хорошо, — согласился Вагин и пошел на кухню.
Лика вошла в комнату. Зажгла настольную лампу, стоящую на широком подоконнике. Огляделась. Подобрала с пола газеты, журналы, опустила их на журнальный столик, потом подняла пепельницу, полную окурков и ее поставила на столик, потом подхватила — тоже с пола — скомканные джинсы, аккуратно положила на широкую двухспальную кровать. Села на кровать, тут же рядом с джинсами, потом осторожно легла на спину — спина горит, болит, потом все-таки опять села, а потом и вовсе встала, подошла к столику, взяла пачку сигарет из сумки, закурила, присела на краешек кресла, чтобы обожженной спиной не касаться сиденья, а потом снова поднялась, подошла к письменному столу, взяла кассету из кассетника, вставила в магнитофон, нажала клавишу. Пел Том Джонс. «Yesterday». Лика слушала какое-то время, тихо улыбаясь. Затем прокрутила кассету дальше. Опять «Yesterday». Дальше. «Yesterday». Лика перевернула кассету. «Yesterday». Лика нахмурилась, потерла висок, будто боль унимая. Взяла из кассетницы еще одну кассету. «Yesterday».
Прокрутила дальше. «Yesterday». Следующая кассета. «Yesterday». Другая сторона. «Yesterday». Четвертая кассета. «Yesterday». Вторая сторона. «Yesterday»…
Лика сдалась.
Стояла неподвижно, глаза рукой прикрыв. Слушала Тома Джонса. Крошилась сигарета меж пальцев. Но продолжала дымиться.
Она не видела, как в дверях появился Вагин. Он тоже слушал. И глаза его тоже были закрыты, сжаты, сдавлены. Шевелились губы, ломко, дерганно.
Вагин стремительно подошел к магнитофону, вырвал кассету, со всего размаха швырнул ее в окно, оперся руками на подоконник, дышал прерывисто. Лика подошла сзади, обняла его, положила голову ему на спину.