Она вела себя словно застенчивая девственница, и, когда приоткрыла дверь, ему на миг представилась соблазнительная картинка – обнаженная рука, голая ступня, стройная, обнаженная нога, появившаяся и тут же исчезнувшая, краешек тонкой, прозрачной ткани, обернутой вокруг бедра.
Господи, ну начинай же, нетерпеливо подумал он. Та Сара Тэва, фигурировавшая в отчетах, знала, чего хочет, и быстро добивалась этого.
С другой стороны, невероятно соблазнительно было наблюдать, как ее стройное, сильное тело, едва прикрытое прозрачной сеткой с черным янтарем, прижимается к двери, словно ласкает ее.
Он ощутил мгновенное, неудержимое набухание плоти при виде обнаженных ягодиц и тонкой нитки бус, скреплявшей кусочек сетки, прикрывавшей грудь.
Все, что он слышал о ней, подтвердилось – стройное тело, пышная грудь, бездна чувственности.
Сара Тэва знает, что делает, подумал он, снова закипая от гнева. А раз так, он не должен столь остро реагировать на ее обнаженные бедра, которые извиваются и прижимаются к двери, словно перед ней самый желанный любовник в мире.
Но чем больше он негодовал, тем сильнее нарастало его возбуждение. Он хотел увидеть больше. Ему казалось, что она медлит намеренно, чтобы он окончательно потерял выдержку. А ведь Алекс всегда гордился своим хладнокровием и умением одолеть врага.
А она и была врагом, потому что знала, как сильно он хочет, чтобы она танцевала перед ним обнаженная. Ему казалось, что она нарочно медлит. Хочет вынудить его умолять о большем.
Нет, он не станет этого делать. Ни одна женщина не заставит его валяться у нее в ногах, как бы сильно он ее ни желал.
И тем более уличная девка.
Он умеет ждать. Умеет терпеть. Пусть даже это причинит ему страдания, он дождется. И победит.
Ни одна женщина, вращавшая голыми бедрами, не соблазнила его.
Холодно и отстранение смотрел он, как она отступила от двери и вновь прижалась к ней голыми ягодицами, затем подняла руки, словно обвила ими шею возлюбленного.
Теперь его взору открылась ее пышная грудь, едва удерживаемая тонкой сеткой; твердые соски были скрыты завесой из сверкающих агатовых бусинок. К тонкому, расшитому поясу на бедрах был прикреплен небольшой кусочек сетки, украшенной бусинками, за которой виднелась соблазнительная впадина между ногами. Миндалевидные глаза мерцали под скрывающей лицо вуалью.
Ну, вот уже, почти... Алекс с трудом сдерживал возбуждение. Было что-то очень чувственное в том, как она скрывала заветное место, которое так жаждет увидеть мужчина. Она очень искусно использовала тело, чтобы раздразнить его и довести до такого состояния, когда он хотел лишь одного – чтобы она сбросила костюм и предстала перед ним во всей своей наготе.
Вместо этого она начала танцевать.
Она не ожидала, что сможет зайти далеко. Ее нагота, реакция тела на эту наготу вселили в нее смертельный страх. Она никогда не снимала с себя все сразу и сейчас испытывала настоящий ужас.
Слава Богу, что в комнате царит полумрак. Слава Богу, что она не видит его лица. Слава Богу, что есть дверь, на которую можно опереться.
Но пора отойти от двери. Забыть о том, что она обнажена. Пора начинать танец.
Танец... Она совершенно не представляла себе танцы Сары.
Руки, говорила Сара. Она завораживала зрителей руками.
Отвлекай его руками...
Нет, она тут же растянется на полу, если переступит порог этой комнаты.
Она заставила себя двигаться. Ведь он хочет увидеть, как танцует Сара. Как бы Франческа ни станцевала, она получит деньги.
Она сделает это ради денег. Любой сделает ради денег что угодно, особенно когда нечего терять. А она должна только станцевать.
Она шагнула в комнату, ощутив грубый ворс ковра босыми ногами.
Что дальше?
Двигай руками... Вращай бедрами...
Она чувствовала себя неуклюжей, как корова; тут и намека не было на грациозность Сары. Господи, как можно одновременно двигать и руками и телом?
Как двигается профессиональная танцовщица?
Покачиваясь и приближаясь к нему, переплетя руки, она чувствовала на себе его пристальный, завороженный взгляд.
О Боже, такая беспомощная... такая неуклюжая... А ведь он все знает о профессиональных танцовщицах. Наверняка видел их десятки, сотни, тысячи...
Франческа делала движения, которые казались ей экзотическими и чувственными. Но что она могла знать об эротических танцах? Ведь она познакомилась с Сарой Тэва в последние дни ее жизни.
А в учебниках про это не пишут.
Больше всего Франческу пугала ее нагота – ей казалось, что она не выдержит и умрет. Она знала, что его взгляд прикован к каждой частице ее тела, а тонкая сетка расползется в его руках словно марля, если он захочет сорвать с ее тела эту символическую завесу.
Она постарается не допустить этого, держась от него подальше, но она уверена, что он все понял. Его не обманешь. Он слишком хорошо знает женщин.
И ей не провести его. Тем более что она девственница и понятия не имеет об эротических танцах.
Господи, что же делать? Ну, уж теперь-то, наверное, она может закончить танец? Если то, что она изобразила, можно назвать танцем.
Подняв руки над головой, она стала кружиться. Все быстрее, быстрее; лоскуток, прикрывавший ее чресла, развевался; свет таинственным мерцанием отражался в бусинках из черного янтаря.
Она опустилась на пол, молитвенно воздев руки, склонив голову к ногам; сердце ее бешено колотилось.
– Все, что говорят о тебе, правда, – холодно произнес Миэр. – Ты заслуживаешь то, что получаешь.
Она взглянула на него в тот момент, когда он швырнул на пол несколько банкнот.
– И даже больше. – Его руки были сжаты; казалось, он вот-вот ударит ее, словно и этот танец, и она сама привели его в неистовство.
Он ненавидел ее и в то же время не собирался оставлять в покое.
Она боялась дышать и не могла двинуться с места. Он мог наброситься на нее, и она оказалась бы в его власти.
Они оба это знали, но он не собирался подбирать объедки брата или брать силой женщину, у которой было не меньше тысячи мужчин.
Он резко повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью и демонстративно заперев ее на ключ.
Глава 5
Тем не менее, на следующее утро, когда состоялись похороны Уильяма на фамильном кладбище, все приличия были соблюдены. Пусть Миэр и запер Франческу в спальне на ночь, оставив наедине с ее стыдом, но он передал через Уоттена, чтобы она была готова к тому моменту, когда зазвонит колокол, особо оговорив, что именно он будет сопровождать ее в церковь и ей ничего не нужно делать – только лишь одеться подобающим образом, не забыть вуаль и не говорить ни слова.
Ей хотелось швыряться вещами, прибить кого-нибудь, но только не Уоттена. Бедняга был просто посредником и разбудил ее неприлично рано, чтобы передать издевательские поручения Миэра.
– Я принес вам завтрак, госпожа Уильям, но вы должны оставаться в постели, когда я войду. Его светлость особо подчеркнул это, кстати, меня сопровождает его камердинер, надеюсь, вы понимаете, что это значит.
Этот человек! Франческу передернуло, когда она села на постели, потуже запахнув халат. Как будто она могла что-то предпринять прежде, чем позавтракает и соберется с мыслями.
Всю ночь она сгорала от стыда из-за того, что натворила. А теперь умирала от голода и, кроме того, не хотела бежать из Миэршема, пока Уильям не будет достойно похоронен.
– Можете войти, – крикнула она, не сдержав раздражения. Ситуация была невыносимая, не говоря уже о том, что все здесь считали ее шлюхой.
Конечно же, Франческа Рэй никогда не оказалась бы в спальне мужчины, почти обнаженная, соблазняя танцем грозного графа.
Уоттен появился в дверях, неся поднос с чайником, тостами, джемом, маслом и булочками.
– На стол, – сдержанно распорядилась она, так, словно он подавал ей завтрак каждое утро. – Передайте его светлости, что я буду готова ровно в девять тридцать.