Как только Аластэра угораздило связаться с таким мерзавцем, как Кольм?
Они уже почти достигли площадки.
Наконец появился Кольм. Он обрушил на голову Алекса рулон бархата, бросился на него, сбил с ног, и оба упали, покатившись вниз. Маркус застыл на месте. Алекс пытался вырваться, но Кольм мертвой хваткой вцепился в него.
Маркус не знал, что делать – то ли помочь Алексу, то ли искать Филиппу? Его нерешительность едва не стоила ему жизни. Наконец он взял себя в руки и побежал по коридору, заглядывая в каждую комнату.
Он нашел ее в пятой по счету и хотел увести, но услышал за спиной тяжелые шаги.
Слишком поздно, поздно. Кольм преградил путь к постели.
– Ты ее не получишь. Она тебя не хочет. Она носит мое семя. – Ярость вспыхнула в нем, словно огонь. Кольм стоял, дразня его, гладя Филиппу. – Уходи, Маркус. Ты здесь лишний. Филиппа станет матерью нации. А что можешь ей дать ты, жалкий священник?
Кровь бросилась Маркусу в голову, и он ринулся к Кольму. Ему было все равно, он хотел умереть мучительной смертью. Пусть любовник жены лишит его жизни. И пусть Филиппу до конца ее дней мучают угрызения совести. Маркус вцепился в Кольма, словно клещами. Они метались по комнате, как два разъяренных слона, а Филиппа, сжавшись в комок на постели, стонала:
– О Боже, что я наделала?
Но никто не слышал ее; Маркус, ослепленный яростью, хотел искалечить мерзавца, прежде чем тот его убьет.
Все завертелось у него перед глазами. Он стал терять сознание, когда Кольм принялся его душить. Наконец-то наступит конец его боли, его унижению...
В этот момент раздался грохот, и Маркус с жадностью глотнул воздух.
Рядом, на полу, стонал Кольм, а над ним стояла Филиппа, держа в руке разбитый графин.
Алекс ворвался в комнату.
– Уведи ее отсюда. – Маркус замотал головой.
– Но... Франческа...
– И ее увези. Немедленно.
Маркус посмотрел на Филиппу. Она кивнула, он взял ее за руку, и они покинули комнату, оставив Алекса один на один с Кольмом.
«Я мог бы убить его здесь, – подумал Алекс, пытаясь отдышаться. – Я мог бы забить его до смерти. Чудовище. Чудовища красивы. Они прячут свое зло под маской цивилизованности и растлевают массы». Кольм был даже слишком красив, чтобы умереть, но если Алекс оставит его в живых, он начнет распространять свои идеи и свое семя в других местах.
Алекс не мог допустить этого, как и того, чтобы Кольм снова охотился за Франческой.
Он пнул Кольма ногой. Даже Филиппа сделала свой выбор: не захотела, чтобы Маркус погиб.
А теперь и ему предстояло сделать свой выбор.
Пока Алекс медлил, Кольм обвил рукой его ногу и дернул так, что Алекс рухнул на живот, а Кольм сел на него и заломил назад руки.
– О, семя не так легко убить, друг мой. Будь это просто, новые нации никогда бы не рождались. А вот тебя и тебе подобных уколи, и вся ваша кровь вытечет, как вода, – прошептал он. – А теперь... – он поднял нож, – я сделаю самые чистенькие, самые аккуратные надрезы. Ты почувствуешь, как твоя кровь вытекает по капле. – Он провел кончиком лезвия по шее Алекса. – Я останусь с тобой до конца.
Кольму доставляло удовольствие мучить Алекса. Он делал надрезы один за другим, а Алекс под тяжестью его тела не мог даже пошевелиться.
– Я знаю, ты думаешь, что победишь, Алекс. Но обещаю тебе: и ты, и Маркус, и Франческа умрете...
Франческа вошла на цыпочках, босая, неслышно ступая по полу. В руке она держала кочергу с загнутыми острыми концами по краям. Напрасно Маркус пытался ее удержать.
Она приготовилась нанести удар Кольму, с увлечением орудующему ножом, и заняла для этого прекрасную позицию.
Сейчас все это прекратится. Семя будет уничтожено, и как хорошо, что именно она, столько всего натворившая ради спасения Кольма, приведет в исполнение смертный приговор.
Франческа ждала. Она умела ждать. Жизнь ее этому научила.
И вот, наконец, решительный момент настал. У Алекса на теле показались первые капли крови.
Теперь она позаботится, чтобы кровь Кольма текла рекой.
Она нацелилась, размахнулась и нанесла удар.
Крючок попал Кольму прямо в затылок. Он обернулся.
Она наносила удар за ударом, не давая опомниться, пока он не рухнул...
Сары Тэва не стало. Умерла самая знаменитая в мире исполнительница ритуальных танцев, развлекавшая королей и вельмож всей Европы и Средиземноморья и бросившая свое ремесло ради младшего сына влиятельного графа.
Франческа выполнила свою задачу; траур закончился, и Сара, наконец, может покоиться с миром.
Алекс из окна наблюдал за Франческой, бродившей по саду Миэршема. Он не знал, готова ли она встретиться с ним. Слишком свежи были раны.
Даже Маркус, с его всепрощением, тяжело переживал случившееся, но все же решил воспитать ребенка Филиппы как собственного.
Но Франческа – это совсем другое. Она не только уничтожила зло, она убила свою самую большую любовь. Как они смогут жить вместе после того, что произошло, думал Алекс.
Но он никогда не отпустит Франческу. Он сказал ей об этом, еще, когда он пытался понять противоречивость ее натуры.
Она загадка, и он не успокоится, пока не разгадает ее.
Время. Надо дать ей время прийти в себя.
А Франческа недоумевала. Чего он ждет? Почему не пришел к ней после того, что им пришлось вместе пережить, после того, что было между ними.
Она не могла ждать, теперь, когда испытала с ним такое невероятное наслаждение. Она хотела еще, еще и еще, и ничто не могло помешать этому.
Ей хотелось соблазнить его, пустить в ход все уловки, которым она научилась, изображая самую знаменитую куртизанку Европы. Хотелось покорить самого сурового графа Англии, чтобы он стоял перед ней на коленях, боготворил ее, нуждался в ней, обладал ею.
Хотелось танцевать для него.
Все остальное сейчас не имело значения.
Она вошла в его комнату. Там все было по-прежнему. Холостяцкое прибежище.
Но теперь все будет по-другому.
– Что ты здесь делаешь, Франческа? – спросил Алекс, появляясь на пороге.
– Я пришла танцевать для тебя, мой господин.
Все его тело вспыхнуло, и он, преисполненный благодарности, закрыл глаза.
– Как пожелаешь, Франческа.
– Я желаю доставить наслаждение моему господину, – пробормотала она и ускользнула в гардеробную, где все уже было готово.
Франческа давно поняла, что ему нравятся костюмы Сары, цепочки, вуали и все прочее, что они делают его податливым, как воск.
Она обвила цепочки вокруг рук, шеи, бедер. Лицо до самых глаз скрывала вуаль. Она вошла в комнату и стала приближаться к нему.
Цепочки сверкали в отблеске свечей, обнаженная грудь колыхалась, кожа блестела и переливалась, словно шелк. Казалось, сам соблазн предстал перед Алексом в облике Франчески.
Она переплела руки, потом опустила, и они заскользили по телу, подчеркивая его наготу.
– Мой господин, – прошептала она.
– Моя госпожа, – прошептал он, поймав ее и обхватив коленями, заключая в объятия, осыпая поцелуями, медленными, неспешными. – Ты станешь моей госпожой, когда пройдет боль.
Она чувствовала, как пульсирует его возбужденная плоть, прижавшаяся к ее телу. Ощущала его руки, неторопливо, умело ласкающие ее. Она вся была во власти желания. И лишь он один мог его удовлетворить.
Она выгнулась навстречу ему, он подхватил ее на руки и понес к постели.
Она смотрела, как он сбрасывает с себя одежду, впервые наслаждаясь красотой его обнаженного тела.
Он возбуждал ее одним своим видом. Ей хотелось прикасаться к нему, ласкать его, узнавать его.
Он лег рядом, заключив ее в объятия, весь раскрывшись навстречу ей, ожидая ее ласк.
– Я не знаю, как... – прошептала она.
– Знаешь, – прошептал он, все еще поражаясь ее невинности, ее щедрости. – Я научу тебя.
Он осторожно проник в ее нежное лоно, и начался танец соития, медленный, неторопливый, казалось, ему не будет конца.